— О Аллах, Ты далёк от всех недостатков, и я восхваляю Тебя. Бесконечно присутствие имени Твоего во всём, высоко величие Твоё и, кроме Тебя, мы никому не поклоняемся, — тихо проговорил Гасан-ага. Затем он опустился на колени, склонился, прижимаясь лбом к узорчатой поверхности ковра, замер на несколько мгновений.
— Я удаляюсь от проклятого Шайтана, приближаясь к Всевышнему Аллаху, и начинаю своё дело именем Милостивого Аллаха, милость Которого безгранична и вечна. Истинное восхваление принадлежит только Аллаху — Господу миров, безгранично Милостивому, милость Которого безгранична и вечна, Владыке Судного Дня. Тебе поклоняемся и у Тебя просим помощи. Направь нас на правильный путь. Путь тех, которым он был дарован. Не тех, на которых Ты разгневался или тех, которые сошли с правильного пути. О Аллах, ответь на мою молитву! Он Аллах — Един. Аллах — Вечен. Только Он есть Тот, в Котором все до бесконечности будут нуждаться. Не родил и не был рождён. И никто не может равняться с Ним. Хвала моему Великому Господу. Слышит Всевышний тех, которые восхваляют Его. Господь наш, лишь Тебе хвала. Хвала моему Господу, Который превыше всего.
Гасан-ага опустился на ковёр, положил кисти рук на колени. Он склонялся, касаясь лбом шёлковой поверхности. Волны тёмных волос скрывали его лицо и плечи.
— Я свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммад — раб Его и Посланник, — шептал курахский рыцарь, распрямляясь. — О Аллах! Благослови Мухаммада и род его, как Ты благословил Ибрахима и род его. И ниспошли благословение Мухаммаду и роду его, как Ты ниспослал благословение Ибрахиму и роду его во всех мирах. Поистине, Ты — Восхваляемый, Прославляемый!
Наконец Гасан-ага вскочил на ноги.
— Али! — позвал он. — Проснись, друг. Бери оружие — нам пора в путь.
Повинуясь призыву курахского князя, проснулись кони, вскочил Исламбек. Мажит, стеная и трясясь от холода, принялся седлать своего скакуна. Ушан, раскидывая лапами бурые комья земли, торопился понадёжней припрятать недогрызенную кость. Фёдор нехотя вылез из-под бурки. Аймани в лагере не оказалось. Наскоро перекусили, поспешно сели в сёдла. Тронулись в путь без неё.
* * *
Гасан-ага вёл отряд вверх по голому, каменистому склону. С ночёвки поднялись затемно, ещё до света миновали травянистые склоны альпийских лугов. Навстречу путникам по неглубоким ложбинам сбегали языки ледника. Горные вершины терялись в клочьях тумана. Оттуда, с необозримых высот, срывался ледяной ветер, кружась, слетал по склону, вымораживая каменные бока Мамисони и Замарага. Аймани нагнала их при свете сумрачного дня. Бросила коротко:
— Они идут следом...
Всадники пустили коней рысью, торопились до ночи перейти перевал.
— Мамисони пропустит нас, — приговаривала Аймани. — Зарамаг смилостивится, даст пройти.
В середине дня копыта коней и верблюдов ступили на снег. На головы их, как из решета, сыпалась мелкая снежная крупа. Остановились передохнуть на краю ледника.
Влажная фиолетовая тень Мамисона легла на бесконечное ледяное море, увенчанное в конце потемневшего ущелья какой-то фантастической, сказочной громадой, сверкающей алым светом ледяной стены! Заромаг, как покрытое алым покрывалом привидение, по которому, подобно перьям, скользили нежные клочки тумана, напоминавшие тонкие лепестки роз! Фёдор замер, любуясь чарующим великолепием этого места. Он забыл о пронизывающем холоде. Даже неотступные мысли о горячей пище покинули его.
Погода портилась, снегопад становился всё гуще. К вечеру всё вокруг погрузилось в непроглядную белёсую мглу. Верблюды двигались по ней, подобно снежным великанам.
— Надо остановиться, переждать снегопад, — предложил Гасан-ага.
Курахский рыцарь снял доспехи. Он, подобно большинству жителей этих мест, завернулся в бурку, а голову прикрыл войлочным башлыком.
— Ещё немного, — заверила Аймани. — Минуем перевал до ночи, а там, по тропам всё время, вниз, вниз...
Они шли от трещины к трещине. Там, где можно было обойти трещину, они её обходили. Там, где была возможность перескочить её, перескакивали. Местами, впрочем, очень редко, они находили мосты — снежные, либо образованные обвалившимися ледяными глыбами. Многие трещины благодаря сползанию льда стали очень широкими. Обычно они были завалены внизу кусками отвалившегося от их стен льда. В такие трещины приходилось спускаться с тем, чтобы уже снизу карабкаться на противоположную их сторону.
Исламбек сгинул в одной из таких трещин. Мальчишке приходилось туго на спуске. На подъёмах же ему становилось и вовсе невмоготу. Изуродованные болезнью, скованные ледяным холодом, конечности плохо слушались его. В конце концов он не смог удержаться промерзшими руками за края трещины, сорвался, покатился вниз по крутой, скользкой стене. Несколько раз тело его ударялось о ледяные выступы. Путники видели, как белоснежный лёд окрашивается алым при каждом ударе. В конце концов Исламбек упал на острые клыки льда на дне ледяного ущелья. В превеликим трудом Али и Мажит подняли наверх его бездыханное тело. Фёдор не щадя булатного лезвия Ксении, вырубил в толще вечного льда могилу. Мёртвое тело завернули в бурку, опустили в могилу, засыпали снегом, завалили ледяными глыбами. Обнажили головы в скорбном молчании.
— Отойди, иноверец, — мрачно молвил Али — дикий волк, когда Фёдор сложил пальцы, дабы осенить себя крестным знамением. — И не вздумай молиться своему богу за душу мальчишки-калеки, пусть сон храброго калеки не тревожат молитвы врагов его рода!
Неприятная история произошла и с одним из верблюдов. Он зацепился сундуком за выступ ледяной стены, упал на бок и в облаке снежной пыли и ледяного крошева исчез на дне трещины. Лошади заметались в испуге. Осиротевшая Чиагаран взвилась на дыбы, норовя вырвать узду из руки растерявшегося Мажита. Кони испуганно шарахались из стороны в сторону, рискуя последовать за невезучим верблюдом. С превеликим трудом путникам удалось успокоить их.
— Убился, мохнатый, — приговаривал Фёдор, ласково оглаживая рукой белую звезду на лбу Соколика. — Убился — и вся недолга.
— Теперь надо достать сокровище, — буркнул Гасанага.
— Стоит ли? — усомнился Фёдор. — Верблюд наверняка мёртв, а твои богатства рассыпались по леднику — не соберёшь. Пусть уж наш старый приятель Йовта постарается...
— Йовта соберёт каменья и вернётся с ними к себе в Табасарань. Зачем ему преследовать нас, если большая часть богатства снова у него? — возразил Гасан-ага. — Али, дружище, следуй за мной!
И курахский рыцарь начал спуск на дно ледяного ущелья. Он ловко орудовал кинжалами, вонзая их в ледяную толщу, использовал их рукояти в качестве ступеней и опоры для рук. Али и любознательный Фёдор следовали за ним. Казаку не давала покоя мысль о содержимом заветных сундуков. Какая такая корысть гонит Йовту — свирепого подлеца через горы и долы? Уж не везёт ли хитроумный Гасан в одном из окованных железом сундуков его родного сына или дочь?
Они обнаружили верблюда неподвижно стоящим на дне трещины с непоколебимой невозмутимостью, свойственной большинству представителей его рода. Несмотря на то, что густая шерсть на шее его была перепачкана алой кровью, сочившейся из неглубокой раны, в остальном он был вполне здоров. Другое дело сундук. Фёдор обнаружил его вдребезги разбитым, а содержимое его рассыпанным по дну трещины. Казак заботливо выискивал между ледяных кочек и зазубренных льдин разноцветные шёлковые и полотняные мешочки. Он ощупывал ткань пальцами, пытаясь нащупать содержимое. Далеко не во всех угадывались твёрдые каменья. Некоторые из мешочков были плотно заполнены какими-то зёрнами, другие — мелким, коричневым порошком. Фёдор осторожно развязал один из них. Потрогал пальцами, понюхал, лизнул. Тёплая кровь мгновенно заполнила окоченевшие пальцы. Ледяные кристаллы на стенах трещины заиграли всеми цветами радуги, заискрились ярче и радостней небесных созвездий.
