— Что ты сделала со мной?! — закричал Фёдор, чувствуя, как горючая влага заливает его щёки. — Зачем преследуешь меня, бесовское наваждение?!
Он хотел бежать, но не смог двинуться с места. Она стояла совсем рядом. Полшага — и он ощутил прикосновение её тела, ласковую мягкость губ, дурманящий аромат сосновой живицы с оттенками шалфея и тимьяна.
— Не убегай, — шептала она. — И ничего не бойся. Я сумею защитить, я помогу...
— Зачем? — он понял, что уже сжимает её тонкое, не по-женски твёрдое тело в объятиях. — Зачем мы так грешим?
— Так рассудила судьба, так пожелал Всевышний, — едва слышно отвечала она. — Ничего не бойся... Я сохраню... Я сумею защитить...
ЧАСТЬ 4
«...Удостой меня, чтобы я вносил
свет во тьму...»
Слова молитвы
В горнице было уже совсем светло, чисто прибрано и тихо, словно с вечера здесь и не пировала компания гостей. Горбатая лорсова прислужница, шмыгнув вдоль выбеленной стены, бесшумно скрылась во внутренних покоях дома. Устало выдохнув, Фёдор отставил Митрофанию к стене. Он уселся на лавке, поближе к тёплому ещё очагу, изготовился снять сапоги, чтобы покимарить ещё часок-другой. Скоро, скоро уже проснутся лорсовы домочадцы. Ещё в объятиях Аймани, в деннике, казак слышал, как старый Сайданур-пастух уводил стадо на гору.
— Всё верно. Настоящий воин спит в деннике, рядом с боевым конём. В походе лишь шашка ему и жена, и подруга, — услышал он насмешливый голос.
Гасан-ага сидел в углу горницы, на скамье. Вырез полотняной рубахи не скрывал мощных мускулов груди и шеи, простые солдатские кальсоны оставляли открытыми его босые ступни. Волна иссиня-чёрных волос разметалась по широким плечам. Фёдор едва не застонал, когда острые зубы ревности вцепились ему в рёбра. Их разделял почерневший от времени дубовый стол.
— Что, не спится, Гасан-ага? — только и смог сказать казак.
— Тревожно — вот и не сплю. Али вернулся поздней ночью, до утра проговорили. — Гасан-ага помолчал, буравя Фёдора взглядом тяжёлым и острым, как наконечник его пики. — Тебя поджидали, да так и не дождались. Что задумал?
— Мы отправляемся после полудня. Заночуем в Дарьяле.
— Пойдёте открыто?
— Да. Чего нам бояться? Правоверные совершают хадж. Слуга и господин...
— Значит, пойдёшь с акинцем... Вдвоём?
— Да.
— Всё верно. В Дарьяле стоит подполковник Разумов с большим отрядом. Ты знаешь его?
— Нет...
— В горах опасно. Наймиты Мустафы повсюду. Так говорит Али. Движутся тайно, избегая дорог, простых путников не грабят — таков приказ Мустафы. Но они там, под пологом леса. Аллах лишь знает, что ждёт вас на пути. Война, беда смотрят с каждой скалы, прячутся за каждым деревом. Не боишься?
— Нет. Мы к войне привычны, а беда нам нипочём — сама пугается, нас завидев.
Фёдор посматривал на дверь, надеясь улучшить момент, чтобы улизнуть. Но тяжёлый взгляд Гасана-аги словно пригвоздил его к каменному полу.
— На языке нахчи ты говоришь чисто. Рассчитываешь, что встречные поселяне примут тебя, признают приверженцем нашей веры?
— Примут. Я полжизни провёл в этих горах. Знаю обычаи и пути знаю. Пройдём.
— Надеешься по помощь хлипкого святоши, если случится принять бой?
— Надеюсь уйти от открытой схватки хитростью...
Курахский рыцарь не дал ему договорить.
— Ты видел её. Чую, знаю — видел. Ты был с ней! — в чёрных глазах Гасана-ага плескалась недобрая подозрительность. — Когда она близко — я перестаю спать, дышать тягостно, тоска сжимает грудь.
Гасан-ага опустил голову, спрятал лицо за пологом волос. Фёдор подался к двери. Внезапно курахский рыцарь застонал, судорожно рванул ворот полотняной рубахи.
— Я знаю... Слышал уже под утро как шепталась она с Лорсом, про тебя говорила... С тобой к Коби идти хочет... Зачем скрываешь? Скажи правду, я хочу знать!
— Не о сестре ли учёного Мажита толкуешь ты, почтенный? Если так, то да, видел я её нынче ночью, — просто ответил Фёдор. — Но с нами идти она отказалась. У неё свои пути.
Гасан-ага вскочил. Тяжёлый дубовый стол отлетел в сторону, повинуясь мановению его руки.
— Она моя! — прорычал он. — Она будет моей!
— Может, оно и так. Да только не называй дикую кошку своею, пока не посадишь её на цепь, в клетку и не приучишь брать пищу из рук.
Фёдор уже держал в руках Митрофанию. Верная подруга казака покоилась в ножнах, но в любой момент готова была явить миру голубоватый металл смертоносного лезвия.
— Я пойду с тобой. Я служу царю урусов и Ярмулу. У меня нет другого пути.
— Алексей Петрович ясно распорядился. Иль ты не слыхал слов его сиятельства, генерала Мадатова? Тебе предписано явиться в Грозную, доложить обстановку.
— Я пойду с тобой!
— Ты служишь в русской армии и обязан подчиняться дисциплине и приказам старших, — настаивал Фёдор.
Он успокоился, заметив, что курахский рыцарь безоружен.
— Ты не доведёшь жену Ярмула до Грозной без моей помощи.
— Доведу. Я получил приказ, и я его исполню.
— Тебе ли, казак, учить меня — княжеского сына, верности долгу и воинской дисциплине?
— Верность — в послушании, почтенный Гасан-ага. Ярмул ждёт вестей из Лорса. Да и брат твой, Аслан-хан, при нём. Или ты забыл? — тихий голос Мажита, подобно ушату ледяной воды, окатил соперников, изготовившихся сцепиться в смертельной схватке.
— Не пытайся преследовать мою сестру. Странная она, не любит подчиняться мужской воле. Если хочешь завоевать её сердце — предоставь свободу выбора, и она, быть может, выберет тебя.
— Она ушла. — Толстые доски дрогнули и прогнулись, когда Гасан-ага, обессилев от ревности и гнева, опустился на скамью. — Прав святоша, странная она. Дикая, словно зверь лесной. Ушла, похитив моё сердце... Зачем?
* * *
Слева, в зарослях ивняка, шумно ворочал валуны буйный Терек. Дорога то пугливо прижималась к отвесным скалам справа, то, словно осмелев, кидалась ближе к берегу сердитой реки, прячась под сенью лип и орешин. Соколик то и дело пытался перейти с шага на рысь, но Фёдор не позволял. Взамен съеденного волками Бурки и в знак особой преданности правителю Кавказа, старый Лорс выделил посланнику Ярмула пожилого ишака по кличке Туман. Когда-то шкура Тумана была серовато-коричневой, как голый бок скалы, но время и тяжкий труд посеребрили его хребет, придав ему не слишком красивый псивый оттенок. Ушан держался неподалёку, время от времени отлучаясь, чтобы поохотиться на мелких грызунов и ящериц. Они ехали бок о бок. Всадники направляли Соколика и Тумана по покрытым травкой обочинам дороги, дабы не оставлять явных следов. Мажит хохотал над легендой про слугу и господина, совершающих хадж, величая Фёдора «падишахом падишахов», прикладывал ладонь правой руки к груди, склоняя голову в подобострастном приветствии.
