Государственный комитет обороны — товарищу Сталину И.В.
28 апреля с.г. на аэродроме в гор. Полтава изъята радиоустановка, предназначенная для подрыва аэродромных зданий заложенными в ней фугасами. Наличие фугасов обнаружено 27 апреля 1944 года красноармейцами аэродрома, осматривавшими подвальные помещения зданий аэродрома. Команда минно-саперной службы 42-го батальона аэродромного обслуживания, произведя осмотр фугасов, обнаружила на расстоянии 300 м от основных зданий в котловане тщательно замаскированное в земле на глубине до 3 м радиоприемное устройство, от которого шла подрывная сеть к 4 фугасам общим весом 4 тонны, заложенным в двух зданиях…
Судя по количеству подключенных батарей питания, радиоустройство может действовать в течение не менее 6 месяцев. Подобного типа установка обнаружена впервые…
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л. Берия.
18 мая 1944 г.
Так выяснилось, что интимные занятия бравых русских и американских офицеров с полтавскими дамами происходили буквально на пороховой бочке, и любой немецкий или бандеровский диверсант, добравшись до соседнего котлована, мог в любую ночь вознести их на небо в самый лирический момент. Разминировав подвал, русские и американские джентльмены, ясное дело, крепко выпили за взаимное здравие, после чего «с предельной прямотой выяснили отношения» и дружески расселились — благо из Мурманска уже прибыли составы с американскими палатками и прочим грузом, а местные каменщицы ударными темпами восстановили девяностошестиквартирный офицерский дом. Заодно была, наконец, решена и проблема гигиены: русские обязались каждую среду топить баню, найти двух парикмахеров и поселить к американцам кота, который избавит их от крыс и мышей. Американцы же в ответ обязались закупать вдоволь водку…
И еще одно обстоятельство, совершенно секретное. Поскольку в задачу полтавской оперчасти СМЕРШ входила неусыпная слежка как за русскими, так и за американскими строителями аэродрома, всех полтавских дам, нанятых в штаб Перминова — Кесслера, вызвали, конечно, в ново-возрожденное управление ОГПУ.
Так Мария Журко снова оказалась в том кабинете, где когда-то отвергла посягательства Семена Кривоноса, а затем и его советских и немецких преемников.
7
Но, как говорят в Украине, не будем забегать «поперед батьки у пекло».
А в данном случае — перед Марией в ОГПУ.
Потому, что в первый же день появления американцев в Полтаве в жизни Марии случилось самое главное событие всей ее жизни — она влюбилась! Да, вот так, с ходу, с первого взгляда! Конечно, как и все полтавские женщины, Мария помимо своей воли еще с момента объявления набора на строительство американского аэродрома думала и гадала: а какие они, американцы? Даже Семен Кривонос называл их «проклята Антанта» и «бисови злидни». Что, если это какие-нибудь нелюди, мерзотни бовдури с песьими головами? Или жирные, с кривыми носами и когтистыми лапами, как на довоенных карикатурах в «Правде» и «Крокодиле». Но если они злыдни похлеще немецких штурмбанфюреров, то зачем их позвали в Полтаву и строят для них аэродром?
Когда генерал Перминов принял Марию на работу поварихой, она испугалась: а вдруг будет приставать, что делать? Отказать генералу? Так ведь тут же уволит! За такое место ему сотни баб хоть завтра дадут…
Но Перминов приставать не стал, а велел к прилету американцев приготовить для них настоящий украинский борщ — такой, какой он еще до войны ел в Харькове, — густой, с пампушками, сметаной и мозговой костью. Поварихи молчали, понимая, что из солдатской тушенки такой борщ сварить невозможно, а Мария сказала:
— На такой борщ треба усё на рынке купувати.
Перминов посмотрел на нее, затем достал свой бумажник, выложил из него на стол все, что там было — тысячу четыреста с чем-то рублей, и сказал:
— Возьми, сколько нужно, на борщ для двадцати человек.
Под цепкими взглядами остальных поварих Мария взяла деньги, пересчитала, глянула на своих товарок и сказала самой полной из них: «Поихали со мной!» И не ошиблась — Катерина оказалась не только опытной поварихой, но и дотошной покупательницей. На рынке, куда они отправились на джипе Перминова с его шофером, она выбирала «тiльки найкраще и свiже» — только самое лучшее и свежее, что положено для украинского борща и знаменитых полтавских котлет «сичеников» — свинину, говядину, шпик, капусту, свеклу, морковь, коренья, картофель, сметану, сахар и т. д. и т. п. И вместе с Марией торговалась с продавцами так, что они сдавались:
— Та шоб ви луснули, причепи! Забирайте за вашою ціною!
Молодой шофер с трудом донес до машины все, что они закупили, а Перминов изумился, когда Мария вернула ему половину взятых у него денег.
Так она стала заведующей-хозяйкой в штабной столовой.
15 апреля, когда полковник Кесслер, десять американских офицеров и Перминов со своими замами допивали вторую бутылку «Московской особой» и доедали, нахваливая, густой украинский борщ, в столовую вошел еще один, последний из прибывших с Кесслером, американец. Это был высокий, слегка сутулый майор Стивен МакГроу.
— Исвините за опосдание, — с едва заметным акцентом, смягчая «з» до «с», сказал он по-русски генералу Перминову, — помогал вашим техникам с мотором самолета. Ах, как пахнет настоящим борщом! Где бы мне руки вымыть?
Александр Романович посмотрел на Марию, раздававшую гостям тарелки с сичениками с картофельным пюре:
— Маша, проводите майора…
Мария подняла глаза на нового гостя и одним взглядом увидела его всего — с лицом не то Николая Угодника, не то Антона Павловича Чехова, в ладной, но слегка помятой офицерской форме, с большими руками в тавоте и в ботинках сорок пятого, наверно, размера. И Стивен посмотрел на нее, и что-то — не то оторопь, не то изумление — на мгновение расширило его зрачки.
Мария тут же отвела глаза и, выйдя из столовой, повела гостя во двор к рукомойникам. Но каждой клеточкой кожи — затылком, шеей, плечами, спиной и ногами ощущала его пристальный взгляд — такой, словно он мерку с нее снимал.
— Ось рукомойники, — сказала она. — Приходте швыдче, бо борщ остыгаэ.
— Спасибо, — ответил он. — Вы очень красивая.
У него был такой низкий голос, что у Марии похолодел живот.
А назавтра еще до восьми утра, до завтрака он вошел на кухню с букетом цветов и картонной коробкой «Castaner» и открыто, на глазах у всех поварих, вручил их Марии. Мария покраснела до корней волос. А когда открыла коробку, поняла, что вчера он действительно снял с нее мерку — в коробке оказались мягкие летние туфельки без каблуков. То есть сегодня в шесть, наверное, утра он уже сгонял и на Подол в цветочную оранжерею, и на рынок в центре города…
Так Мария Журко стала для всех «женщиной Стивена МакГроу», который на самом-то деле был Степаном Макаровым, сыном русских дворян, бежавших от большевиков в 1917 году.
