«Гарриман, — продолжал Дин, — телеграфировал эту новость президенту, а я — нашему Генеральному штабу, и мы получили их поздравления. Мы были преисполнены гордости за наши достижения и полны оптимизма относительно будущего. Кто сказал, что с русскими невозможно кооперировать? Кто сказал, что мы не сможем вместе работать? Нет, все, что для этого нужно, это доброжелательный подход, взаимное понимание и настойчивость, которыми мы с Авереллом вполне обладаем. Во всяком случае, так мы с ним тогда думали…»
5 февраля 1944 года, когда Юрий Левитан победно сообщал о разгроме немцев под Ленинградом и захвате на пути к Киеву украинских городов Ровно и Луцка, на совещании у Молотова Гарриману и Дину были представлены маршал авиации Александр Новиков и генерал-полковник авиации Алексей Никитин. Оба произвели на американцев прекрасное впечатление, поскольку повели себя совершенно не так, как все предыдущие советские чиновники и начальники. Словно по велению волшебной (сталинской) палочки, они стали активно помогать решению всех проблем на пути реализации американского предложения. Маршал Новиков — сорокачетырехлетний, невысокий, коротко стриженный и голубоглазый командующий советской военной авиацией — оказался прирожденным лидером, умелым администратором и любимцем всех русских летчиков. Его появление в любой авиачасти тут же вызывало подъем и решимость на героические свершения. Но особенно понравился американцам генерал-полковник Никитин. Высокий, худощавый и слегка сутулый начальник штаба ВВС, он курировал все боевые операции советской авиации и работал по пятнадцать часов в сутки. Умный, вежливый, молчаливый, с хорошим чувством юмора, он был назначен куратором челночных операций, которые получили кодовое название «Frantic» — «Неистовый».
— Первым делом, — сказал генерал Дин советским генералам, — я хочу сообщить вам, что мы планируем задействовать в челночных операциях триста шестьдесят четырехмоторных бомбардировщиков класса «Летающая крепость» и еще сто пятьдесят истребителей их сопровождения…
Полтысячи самолетов! Столь американский замах вызвал в глазах у русских тревогу и даже панику — где взять аэродром для такого количества самолетов? А горючее? А базы снабжения? А подъездные пути? А боевой запас?
— Но начать операции мы можем и третью этого состава, — сказал Дин. — Чтобы открыть Второй фронт успешной высадкой нашего десанта в Европе, мы должны парализовать всю немецкую авиацию, лишить ее горючего. Для этого нужно уничтожить все нефтеперерабатывающие заводы не только в Германии, но и на востоке — в Румынии, Болгарии, Польше и в Латвии. Это можно сделать только сквозными рейдами бомбардировщиков из Англии и Италии с посадкой в СССР. И мы готовы ежемесячно посылать по пять-шесть таких миссий. Ради этого мы намерены по ленд-лизу увеличить поставки вам нефти, бензина, оружия и продовольствия с тем, чтобы из этих поставок вы обеспечили наши самолеты всем необходимым. Мы готовы держать на этих авиабазах только минимум американского персонала, если вы обеспечите нас достаточным количеством своих механиков, техников, поваров и других наземных специалистов. Чтобы поскорей начать эти сквозные полеты, мы готовы за свой счет построить у вас и перевалочный пункт для всех необходимых грузов.
Новиков тут же расстелил на столе карту и показал американцам, где американские авиабазы могут расположиться. Заполярье отпадает, поскольку весной там все оттает, а тяжелым бомбардировщикам требуется для посадки твердый грунт с жестким покрытием. Центральные районы и юг страны тоже не подходят в силу слишком большой удаленности от Англии — беспосадочно долететь из Англии до Крыма или Подмосковья никакому бомбардировщику никаких бензобаков не хватит. Остается Украина: Харьков, Киев и — как лучший вариант — Полтава, которая уже отбита у немцев и находится на равном расстоянии от Англии и Италии. До войны там располагался аэродром советской тяжелой авиации, рядом — в Миргороде и Пирятине — могут быть запасные аэродромы, а для проведения там подготовительных работ советской стороной будет создана специальная авиачасть особого назначения…
Зная по опыту, что любое решение даже по самым простым вопросам принимается в Москве только с одобрения «самого верха», Гарриман и Дин понимали, что эти предложения генерала Новикова уже проработаны «на самом верху», и тут же согласились послать своих специалистов осмотреть предлагаемые точки. Если сам Сталин одобрил размещение там американских авиабаз, а такому умнице и трудоголику, как Никитин, поручена их организация, то какие и у кого могут быть возражения?
Тем не менее препятствия возникли. Во-первых, у Никитина, как у руководителя всех боевых операций советской авиации, дел по горло и без организации американских авиабаз — на севере готовилась массированная бомбежка Хельсинки, а на Украине нужно было с воздуха поддержать наступление в районе Никополя, где немцы старались удержаться любой ценой, даже закапывали в землю танки, чтобы их экипажи стояли насмерть, до последнего снаряда. А во-вторых, оказалось, что ни Никитин, ни сам Новиков не властны самостоятельно решать даже простейшие оргвопросы: какое количество иностранцев может быть допущено в Полтаву, Миргород и Пирятин для осмотра местности? Могут ли они лететь туда на американском самолете? Где разрешить американцам строить перевалочную базу и строить ли ее вообще? Какое количество американских технических специалистов будет допущено в СССР для подготовки будущих аэродромов? Где разместить американскую радиостанцию, которая будет вести американских летчиков во время их полетов над СССР?
Десятки таких вопросов требовали немедленного решения, но…
Если даже в первые, самые тяжелые месяцы войны Сталин не пошел на то, чтобы американские самолеты, позарез нужные Красной армии, пригоняли в СССР американские летчики, то кто, кроме него, мог решить вопрос о количестве американских специалистов, свободно разъезжающих по Украине для выбора мест под будущие авиабазы? И кто, кроме него, мог определить количество въездных виз для американского персонала этих баз? И кто, кроме Сталина, мог поручить МИДу (и, следовательно, НКВД) выдавать им эти визы?
5
Но в Вашингтоне и в Лондоне не принимали этих отсрочек. Посольский телетайп и шифровальщик посольской радиосвязи были завалены нервными требованиями командующего ВВС США генерала Генри Арнольда ускорить создание авиабаз и начало челночных бомбардировок. Если сам маршал Сталин их одобрил, то какие могут быть проблемы?
И теперь Ричард Кришнер, отвечающий, как бывший летчик, за первичный анализ всех материалов, имеющих отношение к операции «Фрэнтик», был с утра до глубокой ночи занят обработкой входящей и исходящей информации. По несколько раз в день ему приходилось докладывать Дину, а порой и самому Гарриману о требованиях Вашингтона и вместе с ними формулировать сдержанные ответы. И постепенно из калейдоскопа шифрограмм, радиопередач Би-би-си и откровенных или сдержанных комментариев руководителей Военной миссии Ричард складывал общую картину назревающих событий.
Нетерпение Арнольда и еще более высокого начальства — маршала Эйзенхауэра — объяснялось просто: ради успеха открытия Второго фронта февраль был определен ими как крайний срок для массированного удара по авиации и всей авиационной промышленности Германии. То была задача беспрецедентного масштаба и практически нереальной сложности. Имея многолетний опыт войны, Гитлер умело разместил заводы по сборке «мессершмиттов» и «юнкерсов» не только в совершенно разных и труднодоступных точках Германии, но и под землей. При этом гениальные немецкие инженеры объединили эти заводы в такую единую корпорацию, что уничтожение части заводов не могло остановить или хотя бы существенно отразиться на сборке самолетов. А рейхсмаршал Герман Геринг, получивший высшее летное образование в советском Липецке, мастерски организовал воздушное прикрытие этих территорий под руководством знаменитого Адольфа Галанда — того самого, который в 1937-м бомбил в Испании Гернику, а в 1939-м, когда Гитлер поставил перед люфтваффе задачу уничтожить британскую авиацию, лично сбил 45 английских самолетов.
