Я везла Боунса домой. Он полулежал на пассажирском сиденье и не сводил с меня влюбленных глаз. Его рука, которая снова была горячей, как песок под полуденным солнцем, то и дело скользила по моей ноге от колена до самого края шорт, а потом возвращалась к колену по внутренней стороне бедра.
– Ты моя, – сказал он.
– Твоя. Если не умрешь от воспаления легких. Доктор Крюгер не забрал его в больницу только после того, как я его клятвенно уверила, что Оушен проведет ближайшую неделю в кровати и будет принимать антибиотики по расписанию.
– Фло, скажи, что ты не собиралась покончить с собой.
Я натянуто улыбнулась и посмотрела в зеркало заднего вида: за нами следом ехала Фиона на черном кроссовере. Пусть она будет первой и последней женщиной, которую я встретила в доме Боунса в одежде, едва прикрывающей тело…
– Не собиралась. Я не из тех, кто подло лишает спасения нуждающихся в донорских органах людей. Если мне придет в голову покончить с собой, я куплю мотоцикл и буду гонять на нем без шлема, предварительно подписав согласие на изъятие органов. Умирать – так весело и с пользой.
– Пообещай мне кое-что. – Боунс накрыл мою ладонь.
– Никаких мотоциклов?
– Никаких мотоциклов, и… Если ты когда-нибудь узнаешь обо мне что-то, что вызовет у тебя желание совершить нечто безумное, как сегодня… Да, лезть в воду в шторм было чистым безумием – не спорь! И да, я уверен, ты испытала шок, когда Фиона открыла тебе дверь. Стекло от разбитых банок до сих пор валяется у меня на пороге… Так вот, если ты узнаешь что-то, что тебе не понравится, – не важно что, – то, бога ради, приди ко мне и спроси об этом прямо.
Я взглянула на Боунса: его голос звучал так странно и так серьезно. Кажется, я еще ни разу не видела его таким сосредоточенным.
– Пообещай, что сначала поговоришь со мной.
– Обещаю, – кивнула я.
– Поклянись.
– О нет. Ты в самом деле пьешь кровь девственниц? – рассмеялась я.
– Нет, я в самом деле не хочу тебя потерять, – просто сказал он.
Мы посмотрели друг на друга. И время остановилось. Застыло, как древесная смола. Если это сумасшествие, то я не хочу снова стать здоровой. Пожалуйста, оставьте меня в этой комнате с мягкими стенами и позвольте и дальше бредить наяву.
* * *
Мы вернулись домой, и я затащила Боунса в постель. К моему сожалению, в данном случае это означало исключительно физическое перемещение в пространстве. Он протестовал и пытался не выглядеть слабым, но болезнь взяла свое: в конце концов, тело отказалось ему подчиняться. Я отвела его в спальню и лежала с ним рядом, пока он не уснул. Потом осторожно убрала со своего живота его горячую руку и спустилась вниз. Засучив рукава, Фиона суетилась на кухне, открывая и закрывая дверцы шкафчиков. Черт возьми, эта девушка даже в фартуке и застиранной рубахе выглядела горячей, чем Дита фон Тиз.
– Держи. – Она сунула мне в руки полный бокал вина. – Нам обеим не помешает. Господи, ты чуть не погибла. А я чуть не потеряла брата. И все из-за моих дурацких шуточек… Это семейное… Как ты сама?
– Нормально, – опустила глаза я, прикладываясь к бокалу. Алкоголь ослабил стальные струны, которые держали меня все это время, и я обмякла, как тряпичная кукла. Волнение за Боунса и пережитый ужас сдавили горло. Подойдя, Фиона положила руку мне на плечо.
– Флоренс, пей и плачь, плачь и пей, сегодня тебе можно все.
– Фиона, – громко всхлипнула я. – Он предложил мне выйти за него.
– Я слышала, – улыбнулась она. – И была потрясена. Никогда не видела его таким…
– Я до сих пор не уверена, что он говорил это осознанно. Мы знакомы всего три дня. Да он просто перенервничал сегодня. На солнце перегрелся. А потом переохладился…
Фиона развернула меня к себе и слегка встряхнула:
– Влюбился, если точнее.
Боже правый. Полегче.
«Кто-то влюбился в меня» – это ведь это так же нереально, как и розовые единороги, голубые драконы и сокровища лепреконов? «Кто-то влюбился в меня» – ведь это так же невероятно, как мир во всем мире и честные политики. Разве я смогу когда-нибудь в это поверить? И тем более вообразить, что в меня влюбился не кто-нибудь, а такой мужчина, как Боунс?
– Почему ты плачешь? – поинтересовалась Фиона. – Это не шутка! То, что он сказал сегодня, – это всерьез. Он болен, но не сошел с ума. Рассказать, что было, когда он проснулся и обнаружил, что ты так и не вернулась? Как громко он орал на меня, когда узнал, что произошло? Как метался по городу, не выпуская из рук телефон? Как начал молиться вслух, когда увидел твою машину на берегу? Он никогда не молится, чтоб ты знала. Я слышала это впервые.
– Может быть, он просто испугался, что станет причиной чьей-то… – Я не смогла заставить себя произнести вслух слово «смерть».
– О нет, это было больше похоже на терзания Ромео над телом Джульетты.
Я залпом осушила свой бокал и протянула его Фионе. Пожалуй, никто не умеет напиваться так быстро, как две ирландские девчонки в печали.
– Знаешь что? – приобняла меня она. – Давай прикончим эту бутылку, и отправляйся-ка спать. Тебе нужно выспаться перед завтрашним… штормом. Представляю, что случится с нашим Океаном, когда он узнает, что ты не восприняла его предложение всерьез.
– Присмотришь за ним? – спросила я, пытаясь свыкнуться с жуткой мыслью, что мне придется оставить его и уступить роль сиделки его сестре.
– Ты подумала, что я тебя выставляю?! – воскликнула Фиона. – Ну, нет. На этой планете есть только одно место, где ты сегодня можешь заночевать, и оно там, наверху, с ним рядом.
* * *
Я забежала в свой дом, вырыла из чемодана свежее белье и пижаму. Залезла под душ и задержалась там аж на три минуты. Ровно через столько времени я почувствовала, что соскучилась по Боунсу. Потом быстро-быстро причесалась, почистила зубы, набросила кофту, схватилась за дверную ручку, и…
Звонок мобильного телефона заставил меня остановиться. Звук бьющегося стекла – рингтон, привязанный к номеру Лилит. Я замерла, слыша снова и снова, как разлетаются вдребезги то ли вазы, то ли окна, то ли хрустальные люстры.
Не хочу отвечать. Не сейчас, не сегодня. Не хочу вспоминать, кто я есть. Не хочу знать, откуда я пришла. Не хочу слышать свое настоящее имя!
Я дождалась, пока телефон утихнет, положила его в карман и шагнула за порог. Вечер сгущался, настаивался, как чай. Над садом кружили ночные бабочки, над океаном нависли планеты, и звезды, и луна. Я шла босиком к дому Боунса, и мое сердце пело громче сверчков в траве.
Фиона открыла дверь в пижаме со Спанч Бобом и грелкой под мышкой. Я пожелала ей спокойной ночи и побежала в спальню к ее брату. На этот раз прежде, чем войти, я убедилась, что он в кровати, а не… где-то еще. Потом проскользнула в комнату и легла с ним рядом, разглядывая его лицо в лунном свете. Коснулась волос, подбородка, плеча.
