Майор Огресс тяжело вздохнула:
– Ладно, Ж. Б., я оценила показательное выступление на тему «Образцовый отец горюет об упущенных возможностях», переходи к делу. Что узнал?
– Ничего определенного. Василе Драгонман был единственным школьным психологом на весь северный сектор Гавра: три кантона, пятьдесят восемь коммун, двадцать семь школ, больше тысячи ребятишек… У тридцати он выявил отклонения…
Марианна тут же вспомнила дело психиатра Вебера, которого в 2009 году убили в Онфлере, в собственном кабинете. В том году он наблюдал больше пятидесяти пациентов, за четыре-пять лет практики у него их было несколько сотен. В том числе подростки-шизофреники и старые пропойцы с белой горячкой. Каждый – потенциальный преступник, забывший выпить лекарство, обидевшийся из-за того, что врач не принял его немедленно, пожалевший, что наговорил лишнего. У всех больных, чьи фамилии фигурировали в ежедневнике Вебера, был мотив для его убийства.
Неужели то же самое случилось с Василе? Может, он занимался другими проблемными детьми, которые рассказывали ему, что родители бьют их или – того хуже – домогаются? Вдруг Драгонман узнал тайны настолько мрачные и омерзительные, что каждый, кому грозило разоблачение, был готов убить его?
«Тридцать ребятишек, – повторила про себя Марианна. – Но ко мне он пришел из-за одного».
– Другие школы меня не интересуют! Рассказывай о манеглизской. В деталях…
– Директриса вполне симпатичная. Они с Драгонманом вчера поругались, но мне показалось, что новость о его смерти ее действительно потрясла. Она дала нам адрес. Судя по всему, психолог хранил дома папки с личными делами подопечных, у него был старенький компьютер, но он распечатывал тексты бесед, отчеты, рекомендации для врачей, детские рисунки. Я у подъезда. Чувствую, придется попотеть, чтобы все это рассортировать.
– Придется. Начни с папки с именем Малона Мулена.
Марианна бросила рассеянный взгляд в грязное кухонное окно, и у нее перехватило дыхание: с хмурого гаврского неба на нее смотрели ореховые глаза Василе Драгонмана. Лукавые глаза ныне вольного духа, все еще помнящего о своем долге перед ребенком. В голове явственно прозвучал тихий голос: «Я умер из-за карты сокровищ, той самой, на которой отметил фантазии мальчика…»
Она еще несколько мгновений следила за распадающимися на языки тучами, потом отогнала воспоминания о Василе и сосредоточила внимание на кухонных шкафчиках. Десятки банок с консервами, пакеты вермишели и макарон, яркие соусы в стеклянных банках и бутылках.
Все то же навязчивое ощущение несоответствия…
Марианну бесило, что она никак не может собраться, абстрагироваться от историй о секретных планах, пиратах и призраках. Майор полиции Огресс давно научилась забывать волшебные сказки. Поднимаясь по служебной лестнице, она отказывалась от роли девочки-хитрюги, отрекалась от идолов своего детства, которым была обязана призванием. Клод – вожатая из «Великолепной Пятерки»
[62], Велма Динкли – мозг мультсериала «Скуби-Ду», маленькая ведьма Сабрина (самая неженственная из всех) расстались с ней навсегда.
– Марианна? – Голос Ж. Б. в трубке звучал встревоженно.
Ее внимание привлекла висящая на крючке тряпка. Сердце бешено заколотилось: она наконец поняла, что с самого начала не давало ей покоя в квартире Тимо Солера.
Чтобы успокоить дыхание, она обвела взглядом своих людей.
Десять мужчин и ни одной женщины.
Ну конечно…
– Марианна?
Она приказала себе сосредоточиться и сложить воедино кусочки мозаики.
Да, квартира обветшалая, пахнет тленом, но… здесь чисто и прибрано. Человек, находящийся между жизнью и смертью, никогда бы этим не озаботился. Как и его сообщник. Особенно Алексис Зерда.
Как же они сразу не догадались?
Марианна еще раз взглянула на выстиранные носки на батарее.
Здесь жили двое!
С Тимо Солером все время была женщина. Подруга, любовница, жена – не имеет значения, ведь именно благодаря ей он и выжил. И она снова спасла его. Они сбежали.
Чтобы затаиться в какой-нибудь норе и сдохнуть?
Забыв о телефоне, Марианна скомандовала:
– Обыщите здесь все хоть сто раз, но найдите мне материальное свидетельство женского присутствия!
* * *
Через четверть часа она приняла решение и велела Ж. Б. идти в квартиру Василе Драгонмана, заняться его бумагами и регулярно докладывать. Одновременно она следила по айпаду за патрулями, занимавшими позиции в квартале де Неж. Программа Géo Pol напоминала видеоигру, что-то вроде навороченного «Пакмана»
[63], в которой патрульные, отмеченные точками, занимали большинство дорог, ни разу не пересекаясь.
Где, на какой из улиц прячется Тимо Солер? Может, он в машине, которую ведет его подруга? Лежит на заднем сиденье, прикрытый одеялом? Ее существование больше не предположение, а установленный факт: эксперты без труда обнаружили в душе несколько длинных светлых волос, следы помады на стаканчике для зубных щеток, кружевные трусики, завалившиеся за бак для белья.
Очень сексуальные.
Майор так грозно посмотрела на подчиненных, что они воздержались от сальных шуточек насчет незнакомки – стройной, молодой, красивой.
Агент Константини с помощью своей волшебной лампы обнаружил кровь на лестничной клетке, потом на верхних ступеньках. Марианна послала трех человек искать возможные следы перед домом, на стоянке, на дороге, чтобы попытаться определить направление, в котором скрылись беглецы.
Послала, не веря в успех.
Голубки улетели. Спаслись чудесным образом. Марианна отдавала приказы, отвечала на вопросы, но все время возвращалась мыслями к Малону Мулену и Василе Драгонману. Стоило ей повернуться к окну, и она видела на небе размытый образ психолога. Облака побелили его бороду, брови и ресницы, а лицо как будто искусственно состарили, пропустив через компьютер. «Его обаяние пребудет в веках…» – думала она, чувствуя смятение оттого, что образы из ее мозга переместились на небосвод.
Будь она сейчас одна, дала бы волю слезам. Нет, такое лицо не может исчезнуть без следа, такие глаза не могут просто взять и погаснуть.
Какие странные вопросы только что задавала ей по телефону Энджи…
