Без чего всего, Малон? Без косых крыш? Без скульптур? Без отверстий в камнях?
Василе сделал шесть черновиков, но успеха не добился: Малон каждый раз отрицательно качал головой. Перебрав все возможные архитектурные формы, Драгонман нарисовал четыре цилиндра, расположив их в линию.
Глаза мальчика просияли.
Да, вот такие!
Дождь стучал в окно кабинета. У ограды собрались женщины под зонтами, в коридоре шумели дети, снимая с крючков пальтишки и шарфы. Малон вот-вот ускользнет.
Нет, только не сейчас!
Василе чувствовал, что мальчик готов сдаться, и решил чуть сильнее потянуть за невидимую ниточку.
– Гути разговаривает у тебя в голове, да, Малон? Не по-настоящему, не вслух! Гути – игрушка, а не живой зверек и не может каждый вечер рассказывать тебе историю. Он не может…
– Может!
Мальчик скрестил на груди тонкие ручки, поджал губы, хотя ему ужас как хотелось доказать взрослому дядьке, что тот ошибается.
«Еще несколько минут, мне нужно всего несколько минут!» – думал Василе, глядя в свои заметки.
Левая колонка: ракета. Фотография «Ариан 5»
[46].
Это она!
Уверен? Ты видел именно ее, видел, как она взлетала?
Да. Да-да-да. Я уверен. Я помню. Это она!
Драгонман выключил кофеварку – он больше не мог выносить звука падающих капель, которые отсчитывали секунды, как скрипучие ходики.
– Твоя мама скоро будет здесь, Малон. Ты зовешь ее Мама-да. Вы пойдете домой. Если не скажешь прямо сейчас, как Гути с тобой разговаривает…
По какой-то непонятный причине Василе вдруг вспомнил «могильную» эсэмэску от анонима. Он не мог решить, как поступить с угрожающим посланием, удалить или переслать майору Огресс, и мысленно отмахнулся: ладно, решу потом.
Психолог налил стакан воды и поставил перед мальчиком.
Без пяти минут полдень.
Выбора нет. Время вышло. Ниточка вот-вот оборвется. Тем хуже… Он взял стул, сел рядом с Малоном, наклонился, чтобы смотреть ему прямо в глаза:
– Они больше не разрешат нам встречаться, малыш. Если ты не поделишься со мной своим секретом, тайной Гути, никогда не увидишь маму.
Малон смотрел не моргая. Он не произнес ни слова, но Василе понял, что победил.
Мальчик осторожно взял Гути, запустил пальчики в вытертый мех, как будто решил пощекотать серый круглый животик любимца.
Потянул. Тихонько.
Василе не верил своим глазам.
Брюшко Гути раскрывалось.
Оно было застегнуто на обычную липучку. Идеально вшитую, невидимую. Ее невозможно было заметить, даже держа игрушку в руках. Впрочем, ни один взрослый никогда к ней не прикасался.
Малон пошарил в утробе Гути, достал детские наушники, аккуратно размотал два черных проводка, потом вытянул еще один провод – тоже черный, он вел к элементу питания. Последним на свет появился крошечный MP3-плеер.
Несколько миллиметров в толщину, три сантиметра в длину, дисплей с подсветкой.
Малон горделиво улыбнулся и подвинул свое сокровище к психологу.
Василе инстинктивно оглянулся на дверь и толкнул ее ногой.
– Это совсем легко, – сказал мальчик, – нужно только помнить цвета. И рисунки.
Он привычным легким движением стал жать на пять кнопок плеера.
Зеленый треугольник. Чтобы слушать Гути.
Красный кружок. Чтобы Гути замолчал.
Две черточки. Чтобы Гути послушал, что говорят, и потом все ему пересказал.
И две стрелки на двух кнопках. Чтобы прогуляться по памяти Гути.
– Они нужны, чтобы каждый вечер выбирать правильную историю, верно?
– Да.
У Василе дрожали руки. Объяснение выглядело таким очевидным. Простым… детским.
Семь файлов. По одному на вечер. Семь историй, чтобы слушать в одном и том же порядке. Так легко, что даже малыш справится.
– Мама научила тебя им пользоваться? Твоя прежняя мама? Она сделала сердце Гути и спрятала у него в животике? Она просила тебя каждый вечер слушать по одной истории? Ты слышишь голос мамы? Я угадал?
Малон молча кивал на все вопросы. Казалось, что за две минуты он повзрослел на два года. У Василе не было времени анализировать поразительные открытия.
Зачем было навязывать трехлетнему ребенку подобный ритуал?
Как Малон сумел уберечь свой секрет от Аманды Мулен?
О чем эти истории? Что в них зашифровано? Как они повлияли на формирующийся мозг мальчика?
И главное…
Психолог погладил Малона по голове, пытаясь успокоиться.
Главный вопрос: в чьем безумном мозгу родилась эта иезуитская уловка?
Оба слишком поздно услышали шаги. Дверь распахнулась. Малон оказался шустрее. Привычка. Инстинкт. Он улыбнулся Клотильде, смахнул наушники с плеером на колени и уронил Гути на стол животом вниз.
– Все хорошо, Малон?
Робкое «да».
Человек – животное с врожденным талантом ко лжи.
– Пришла твоя мама. Вернешься в коридор за пальто?
– Мы почти закончили, – покладистым тоном произнес Василе. – Дайте нам еще две минутки.
Он начал собирать бумаги. Клотильда пожала плечами и вышла. Ливень усилился. Капли яростно барабанили по стеклу, и на лице Малона отразился ужас.
Психолог подвинулся к мальчику и прошептал:
– Отдай мне сердечко Гути, малыш. Я должен послушать его истории.
Малону было страшно. Из-за дождя. Из-за просьбы Василе.
– Я знаю, что ты дал слово. Пообещал маме. Не бойся, я никому ничего не скажу…
Малон медленно развел коленки и протянул Драгонману плеер с двумя проводками, похожими на лакричные палочки.
Взрослый накрыл широкой ладонью руку малыша, и они молча скрепили секретный договор, такой важный для обоих.
Василе ощутил, что на его плечи лег груз невероятной ответственности, как если бы ребенок доверил ему свое теплое бьющееся сердце.
Рассыпавшаяся в тишине трель звонка вывела Малона из оцепенения. Он судорожным движением схватил Гути и прижал зверька к груди.
– Он снова будет разговаривать с тобой, – шепнул Василе. – Клянусь. Я… – Психолог чувствовал, что его слова ничего не значат. Он взял плеер. – Гути просто немножко поспит. Отдохнет. Не волнуйся, завтра он оживет. Утром, у школы, я верну тебе его сердце.
