– Увидишься с ним завтра утром в школе?
– Да. Если они позволят.
– А могут запретить?
– Конечно… Кто угодно. Родители, школа, полицейские…
– Он в тебе нуждается. Это я уже поняла. Ты все время твердишь, что мальчик доверяет только тебе, что приходится быть очень деликатным, не давить, иначе он захлопнет раковину, как устрица, и привет…
Она растерла в ладонях немного ароматного геля, положила руки ему на плечи, медленно помассировала.
Он сделал шаг назад, задел бедром кран, сдвинул его на несколько сантиметров влево.
Из обжигающей вода стала теплой.
– Возможно, это самое правильное решение, Василе. Позволить мальчику забыть свою травму.
Василе был сложен как бог, ему бы учиться на спортивном факультете, играть в регби. А он стал психологом. Женские пальцы следовали за изгибами его торса, спустились ниже, погладили сильный мускулистый живот.
– Если у него в мозгу прячется призрак, пусть остается там навсегда… – едва слышно произнесла она.
– Ты пропустила один этап.
Вода стала ледяной, но они этого не заметили – уж слишком напряженный был момент.
– Прежде чем приговорить призрака к заключению и оставить его доживать свой век в одной из клеток мозга Малона, я должен его найти, посмотреть ему в глаза, приручить. А если потребуется, скрестить с ним шпаги…
Она приподнялась на цыпочки и прошептала прямо в ухо Василе:
– Опасная затея, верно?
Телефон звонко тренькнул – новое сообщение.
– Снова твоя сыщица?
Василе с невинным видом вздернул брови, ухмыльнулся, потянулся за лежащим на раковине мобильником и взглянул на экран.
Веселость мгновенно исчезла с его лица.
– Что-то случилось?
Номер неизвестен.
Фотография и текст.
Они смогли разглядеть мраморное надгробие с крестом на фоне пламенеющего неба, но выгравированные на стеле слова и цифры не разобрали.
Кто лежит под камнем? Неизвестный? Ребенок? Может, это семейное захоронение?
Текст был коротким:
Ты или мальчик. Выбор пока есть.
Она прикусила губу, поежилась.
– Что будешь делать?
– Не знаю. Позвоню в полицию.
– Майорше?
– Не знаю… Бред какой-то!
Она стояла перед ним – красивая женщина с обнаженной грудью. Длинноволосая, длинноногая. Такая же прекрасная, как в день их встречи у Бруно. Потом медленно, движением, в котором не было ничего эротичного, потянула вниз резинку шаровар. Этот жест напоминал какой-то древний колдовской ритуал или ответ на просьбу врача на осмотре.
Она обвела пальцем пупок. Спустилась ниже, к лобку.
– Посмотри на меня, Василе. Смотри и слушай. Видишь этот живот? Он никогда не выносит ребенка. В моей матке никогда не зародится жизнь. Ты можешь подумать: «Сейчас не время об этом говорить…» – и будешь прав. Я не стану грузить тебя жестокими деталями, скажу одно: мерзавец, приславший сообщение, ошибается. Выбора у тебя нет.
Василе смотрел на нее, не веря своим ушам, ничего не понимая. Десять лет учебы и еще десять практической работы психологом не смогли сейчас дать ему подсказку, пролить свет на хитросплетение событий.
Четверг
День мужества
29
Маленькая стрелка на 11, большая – на 6
– Слушай меня очень внимательно, Малон, это важно. Ты должен поделиться со мной секретом, если хочешь, чтобы я поверил. Объясни, как Гути рассказывает тебе эти истории.
Мальчик молча смотрел на какую-то невидимую точку на стоявшей между ними парте, словно там был когда-то написан ответ, который потом стерли. Гути лежал у него на коленях и… тоже не произносил ни звука, только улыбался глазами и розовой пастью: его вопрос школьного психолога ни капельки не заинтересовал.
– Я должен знать, Малон.
Василе колебался. Ниточка доверия между ним и ребенком была совсем тонкой, но за нее все-таки придется потянуть. С бесконечной осторожностью.
– Если хочешь снова увидеться с мамой… С прежней мамой… Помоги мне.
Малон не поднял головы, не произнес ни звука, только еще крепче зажал зверька между коленями, как будто ждал помощи от плюшевого друга.
Серое существо хранило молчание.
Василе попытался снова:
– Гути должен довериться кому-нибудь, кроме тебя, понимаешь? Нужно, чтобы он поговорил со взрослым человеком.
Малон наклонил голову, словно советуясь со своим любимцем. Может, у них телепатический контакт? Вдруг все дети именно так общаются с игрушками, а вырастая, теряют волшебный дар?
Они уже час сидели в кабинете Клотильды.
– Не торопись, Малон. Подумай хорошенько.
Василе выдержал паузу. Стол директрисы был завален тетрадями, большими листами цветной бумаги, в коробках лежали вещи, собранные для благотворительной ярмарки.
Клотильда прошла по коридору и даже не взглянула в его сторону. Сорок пять минут назад она демонстративно включила кофеварку, не подумав предложить ему чашечку. Теперь агрегат с вызовом булькал у него за спиной.
Василе покосился на часы. Через пятнадцать минут появятся малыши и будет поздно. Ему вряд ли представится случай еще раз поговорить с Малоном.
Мальчик по-прежнему смотрел на плюшевого зверька, моля его о помощи. Ладно, придется ускорить дело, наплевав на профессиональную этику.
– Послушай меня, Малон. Игрушка не умеет разговаривать, и ты это знаешь!
Ребенок прикусил губу и заерзал на стуле. Так, один этап пройден, он подстегнул мозг Малона, добился реакции. Теперь нужно подождать. Немного.
На столе перед школьным психологом лежали три страницы. Он напечатал их сегодня утром, расположив текст в две колонки.
Слева – вопросы, фотографии, символы.
Справа – ответы, составленные за несколько последних недель.
Левая колонка: пиратский корабль из комикса про Астерикса.
Правая колонка: реакция Малона.
Нет, мой пиратский корабль совсем другой. Он был чернее и без этой штуки посередине.
Мачта? Без мачты? Насколько черный?
Точный ответ он получил через несколько бесконечно долгих минут.
Черный, совсем черный, как военный корабль.
Левая колонка: замок в Пьерфоне с водяными рвами, подъемным мостом, кружевными амбразурами башен и донжонами.
Нет, башни были толстые и короткие. Без всего этого.
