– Лично меня скорее волнует обратное, – буркнул лейтенант.
– Обратное чему? – поинтересовалась Марианна.
– Перед ограблением в Довиле все поддались паническим настроениям. Люди изумляются, волнуются, впадают в психоз. А я удивляюсь, что налеты случаются так редко. В дорогих магазинах посетителей днем с огнем не сыщешь. Тебе не кажется странным, Марианна, что люди не громят витрины, а просто смотрят на них, как в телевизор? Им почему-то не приходит в голову, что все эти чудесные, роскошные вещи по праву принадлежат и им тоже. И вообще, раз богатые изобрели деньги, почему бы беднякам не считать кражу своего рода транзакцией?
Майор Огресс зевнула, но лейтенант Паделу так увлекся, что не заметил этого.
– Нет, правда, тебя не поражает, что все эти люди, набивающие товаром тележки, продолжают покорно платить деньги в кассу и обеспечивают магазинам миллиардные прибыли, вместо того чтобы устроить флешмоб и смести все турникеты во всех французских гипермаркетах? Ну разве не странно, что кто-то еще разъезжает по улицам на «порше» – и его не забрасывают камнями, носит на запястье «ролекс» – и ему не отрывают руку? Почему те, кому нечего терять, не пытаются рискнуть хотя бы ради того, чтобы сохранить гордость, удивить любимую женщину, оставить по себе достойную память у детей… Черт, даже покеристы не сдаются, пока карты не открыты!
Лейтенант Пьеррик Паделу мог разглагольствовать часами, и майор воспользовалась короткой паузой, чтобы вставить слово:
– Мы делаем нашу работу, Дед. И нам даже платят за это. За то, что мы наводим страх на людей. Полицейские – хранители мира, гражданского и общественного. Это официальное звание нам присвоили полтора столетия назад, и плевать, что мир с тех пор превратился в ад.
– Скорее Цербер, чем святой Петр… Я тебя понял, Марианна. – Дед смахнул со стола снимки часов Longines и продолжил: – Алексис Зерда – опасный псих, которого нужно посадить и забыть о нем, кто бы спорил. Но Тимо Солер, Сирил и Илона Люковик скорее хорошие люди. Ребята из Потиньи, шахтерские дети… Они мне гораздо симпатичней владельцев LVMH
[41], которые требуют вернуть им украденное.
– Не знаю, Дед… Ничего я не знаю. Не уверена, что нам следует задаваться такими вопросами… Помнишь три тонны контрафактных кроссовок «Найк», которые мы вместе с таможенниками нашли месяц назад в контейнере, прибывшем с Себу?
[42] Зачем было все пускать под экскаватор? Филиппины больше нуждаются в развитии, чем Штаты. Бедным странам нечего терять. Говоришь, мир – это глобальная партия в покер? Значит, маленькие страны обречены! Нет, Дед, так это не работает, ты сам знаешь. Нужны правила и храбрые солдатики, которые будут следить за их исполнением.
Паделу кивнул, как усталый сфинкс, машинально теребя бархатистую ленточку Hermès-Paris.
– Твоя правда, красавица. Кстати, знаешь, кем был Гермес?
– Греческим богом?
– В точку! Одним из олимпийцев. Богом торговли и… покровителем воров! Древние греки все понимали, так? За три тысячи лет до того, как Центральный банк подтвердил предсказания Дельфийского оракула.
Марианна хохотнула, встала и прогулялась по коридору, чтобы размять ноги. Сотрудники расходились по домам. Она налила себе кофе и отправила сообщение Анжелике:
Хочешь выпить вечером в «Уно»?
Ответ пришел через несколько минут:
Не сегодня. Еду к старикам. Нужны бабки.
Марианна улыбнулась и смяла в ладони стаканчик. Ей не хотелось возвращаться домой в одиночестве, одной потеть на беговой дорожке в клубе «Амазония», есть одной, спать одной и одной вставать утром с постели. Неожиданно в голову пришла мысль о Василе Драгонмане. У нее есть номер сотового, но она не может приглашать на ужин человека, которого едва знает, у нее и предлога-то нет!
– Надолго задержишься? – спросила она Деда.
– Пожалуй, посижу часов до трех утра…
– Сверхурочные тебе не заплатят.
– Знаю. Хочу дождаться, когда в Америке будет восемь вечера, и позвоню дочери в Кливленд со служебного телефона. С домашнего мне не по карману!
Марианна решила не выяснять, шутит Дед или говорит серьезно, надела пальто и вышла.
Одна.
24
Маленькая стрелка на 5, большая – на 11
Малон проспал три часа. Днем он всегда засыпал легче и спал долго.
После полдника Аманда дала ему новую игрушку, желто-зеленый самолетик с пропеллером и голубыми колесиками, в котором сидело пять человечков в коричневых шлемах и больших черных очках.
Каждую среду Аманда дарила сыну новую игрушку. Они появлялись у нее в руках как по волшебству, и Малон всякий раз замирал от восторга. На ближайшие дни игрушка становилась его главным сокровищем – после Гути, разумеется.
На этой неделе он получил самолет, на прошлой – пожарную машину, на позапрошлой – динозавра, три среды назад – ковбоя на лошади, а еще раньше – гоночную машинку. С появлением новой игрушки Малон вовсе не остывал к прежней, каждой находилось место в его вселенной. Все подарки Мамы-да лежали в ящике или были расставлены на ковре в определенном порядке, который понимал только он. Маленький мальчик, как начинающий бог, был наделен уникальной необъятной памятью и никогда не забывал ни одно из своих творений.
– Спасибо, – сказал Малон, не спуская глаз с самолетика.
Аманда не дождалась ни «Спасибо, Мама-да», ни «Спасибо, мама», хотя ей очень этого хотелось, и мальчик все понял.
Он бы тоже очень хотел. Назвать ее мамой.
Как и всякий раз, когда получал подарок, или когда она его целовала, или когда говорила «Я тебя люблю». Он правда часто хотел.
Нельзя.
Как только Мама-да ушла готовить полдник, Малон побежал в гостиную, положил Гути на пол, залез под стол, немножко поиграл с самолетиком, а потом, укрывшись в углу, достал из кармана листок.
Он был сложен в несколько раз – так легче спрятать от чужих глаз. Когда ему совсем уж сильно хотелось сказать мама вместо Мама-да, а поговорить с Гути он не мог – все бы услышали! – Малон разворачивал свой рисунок, чтобы не наделать глупостей.
Вообще-то рисунок сделали они с мамой. Секретный рисунок, который он не показал даже Василе.
Поглядывая на открытую дверь кухни, Малон разгладил пальчиками листок, полюбовался звездой, зеленым деревом, подарками и тремя человечками, задержавшись на несколько секунд на своей и маминой фигурке. Она сама себя нарисовала. Мама с длинными волосами была ужасно красивой, а он – совсем маленьким.
