Салливан проснулся. Мы с ним позавтракали. Потом я принял душ, надел все чистое, удобную обувь и теплую куртку Красного Креста.
— Не забудь деньги. Никогда не знаешь, где окажешься, — вздохнул дед и, открыв сейф, сунул мне в карман пачку бумажек по пятьдесят долларов.
Я приготовился к исчезновению. Присел на диван, как путешественник перед долгой дорогой.
— Увидимся в будущем году, так ведь? — спросил Салливан. — В моем возрасте каждый день на счету.
— Не сомневайся, — ответил я. — А в моем года летят, как минуты.
— Ты, как я вижу, очень дорожишь своей красной курткой, — начал он поддевать меня, желая хоть как-то оживить наше гнетущее прощание.
— Да, она мне нравится…
И тут мои ноздри защекотал запах флердоранжа, руки и ноги стало сводить судорогами, а сердце защемило от тоски — кто знает, где окажешься в следующий раз…
— Каким было самое поганое место, где ты приземлялся? — спросил я Салливана.
Он почесал в затылке, потом ответил:
— Летом тысяча девятьсот шестьдесят четвертого я оказался в самой гуще беспорядков в Гарлеме. Полицейский недоумок огрел меня дубинкой, да так, что до сих пор остался шрам.
Мое тело пробила дрожь, а дед вдруг вздумал читать нотацию:
— Что это у тебя за прическа, Артур? Взрыв на макаронной фабрике? Конечно, тебя носит по времени как ненормального, но это не значит, что об элегантности можно забыть…
2001. Две башни
(…) крайне редко два человека хотят одного и того же в один и тот же миг. И порой именно в этом трагедия нашего существования.
Клэр Киган
1
Я проснулась от зверской изжоги.
Будто огнем жжет, вот подлюга!
Открыла глаза, взглянула на часы. Чуть больше половины шестого. Первые лучи солнца тянутся сквозь ставни. Услышала храп парня, который спал со мной рядом.
Филипп, кажется… Или Дамиан?
Меня тошнит, у меня болит голова. Мысли путаются. Я осторожно спустила с кровати ноги, подобрала лифчик, джинсы, футболку и отправилась в ванную. Встала под ледяной душ. Замена электрошока. Чтобы привести в порядок голову.
Намылила лицо. Мне нужно быть в тонусе. Мне нужна энергия. Но главное — голова. Свежая, ясная. Моя жизнь покатилась под откос. Дурю, творю черт знает что. Схожу с ума. Бегу из дома, пью, сплю с кем попало. Парни один хуже другого.
Выскочила из душевой кабинки, обсушилась, накинув халат, который достала из шкафа. Оделась на четвертой скорости и на цыпочках вернулась в комнату. Никакого желания затевать утреннюю беседу с типом, который, по счастью, продолжает мирно спать.
В гостиной подошла к широкому окну и заметила цветную вывеску ресторана «Одеон». Значит, я в Трайбека, на углу Томас-стрит и Бродвея. Пока искала сумочку, мало-помалу припомнила, что было накануне вечером. Меня пригласили на вернисаж в одну художественную галерею, а потом на ужин в «Наби», а потом мы пили коктейли в баре на углу.
В лифте я вытащила мобильный и просмотрела эсэмэски.
«С днем рождения, Лизочка! Думаю о тебе, люблю и целую, мама».
Вот так, я и о дне рождения забыла, а мне сегодня исполняется двадцать восемь лет.
2
Никогда еще небо не было таким ослепительно-синим.
Со стаканчиком капучино в руке я шла вниз по Черч-стрит.
Шла и разглядывала свое отражение в витринах. Сегодня утром у меня встреча в Бэттери-парк с представителями одного женского журнала, который собирается сделать со мной фотосессию. Я играю в театре, бегаю по кастингам, но на жизнь зарабатываю рекламой. И прекрасно понимаю, что этот заработок не вечный. День рождения — дополнительный звоночек. В этом году меня приглашали гораздо реже: в мире моды нужна свежатинка, а меня вот-вот спишут в тираж.
В городе час пик, на улицах полно народу: тысячи людей спешат на работу. Мужчины, женщины, белые, черные, азиаты, латиноамериканцы. Целеустремленный поток. Энергия.
Я прислушалась, ловя обрывки разговоров. Говорят о делах, детях, семьях, любовных проблемах и постельных. В восемь часов утра в Нью-Йорке что ни прохожий, то герой романа.
На место встречи я пришла даже раньше срока. Металлическая синева неба, легкий ветерок — эта часть Манхэттена так хороша, что дух захватывает.
— Привет, Лиза!
Меня окликнула Одри Сван, девушка-фотограф, которая будет руководить фотосессией. Она мне симпатична. Мы обе знаем, что такое безропотное смирение. В двадцать лет она мечтала быть военным репортером, а я хотела стать Мэрил Стрип. Теперь мы обе делаем фотографии для Ральфа Лорена.
Мы нежно обнялись.
— Что поднялась ни свет ни заря? — спросила она. — Девчонки придут через полчаса, не раньше.
Я дошла с ней до гримерки, которую ее ребята соорудили в центре парка. Одри показала, куда мне положить сумку, и предложила чашку кофе.
Себе тоже налила, и мы уселись на скамейку, глядя, как по аллее спешат прохожие и бегут любители утреннего бега.
Посплетничали на солнышке, поболтали о том о сем. Что делается в мире, о статуе Свободы, об Эллис-Айленд.
О своих проблемах тоже, и сердечных, и постельных. В общем, славно поболтали за жизнь.
И вдруг молоденький паренек на роликах резко затормозил рядом с нами. Поднял руку к глазам козырьком, чтобы солнце не мешало, и уставился на север. Лицо у него было та-а-акое странное!..
Мы тоже посмотрели, куда он смотрел.
Одна из башен Всемирного торгового центра полыхала.
3
— Ничего, бывает. Туристический самолет небось врезался, — неуверенно пытался объяснить происходящее остановившийся велосипедист.
Минут пятнадцать мы не отрывали глаз от черного столба дыма, поднимавшегося в воздух. Одри схватила фотоаппарат и принялась фотографировать башню, которая находилась буквально в двухстах метрах от нас. Одна бегунья остановилась и начала рассказывать о теракте 1993 года. Тогда погибли шесть человек, но в момент катастрофы людям казалось, что произошел несчастный случай.
В небе появился еще один самолет. Самолет, который не должен был находиться сейчас в небе. Он не должен был лететь так низко. Самолет, который своим полетом недвусмысленно нацеливался на вторую башню.
Люди на аллее в испуге ахнули. На наших глазах происходило что-то ужасное, но все это было так невероятно, что мы не могли в это поверить. А еще через секунду поняли: мы не только зрители трагедии, мы ее участники. А когда поняли, в толпе началась паника.
Люди ринулись бежать в сторону Бруклинского моста, а мы с Одри решили пойти к месту катастрофы.
