Я открыл глаза. Лежу на полу. От плашек паркета пахнет воском. Темно. Жара жуткая, можно подумать, обогреватель работал на максимуме много часов подряд. Я осторожно встаю на ноги. Хруст в суставах такой, что мне кажется: у меня вот-вот сломаются кости. Я протираю глаза и оглядываюсь вокруг.
Я… В просторном помещении, вокруг царит полутьма. В помещении беспорядок, похоже, что я в мастерской художника. На полу валяется палитра, у стены — полотна с абстрактной живописью, в углу тюбики с краской, плошки, горшочки, на низком пластиковом столике остатки пиццы.
1
Радиобудильник на столике показывал три часа утра. Я подошел к окну, занимавшему чуть ли не всю стену. Судя по высоте, квартира находилась на третьем или четвертом этаже. Улица едва освещена. Напротив и вокруг — дома довоенной постройки, а еще — изящные «чугунные дома» с наружными лесенками, колоннами и аркадами. Прищурившись, я разглядел вывески нескольких художественных галерей. На одной из них светился адрес: 18, Мерсер-стрит. Понятно, я находился в Сохо.
В жилой части мастерской работал телевизор, канал Си-эн-эн обрушивал поток информации. На диване валялся пульт-ленивчик. Убедившись, что в мастерской никого нет, я взял его, немного увеличил звук и сел у экрана с красной надписью «Новости». Показывали Нельсона Манделу, его только что избрали президентом Южно-Африканской Республики, и он приносил присягу в Претории, где собралась огромная толпа народа.
«Пришло время залечивать наши раны. Пришло время забыть о пропастях, которые нас разделяют. Пришло время созидания».
Внизу экрана отчетливо виднелась дата: 10 мая 1994-го. Последнее мое воспоминание относилось к сентябрю 1993-го. На этот раз, прыгнув в лабиринт времени, я оставил позади восемь месяцев.
Я выключил телевизор, от его верещания у меня закружилась голова. И тогда услышал, что где-то течет вода и как будто что-то капает. Я выглянул в темный коридор. Наверное, он вел в спальню и ванную. На первой двери старинная эмалевая табличка сообщала: Bath.
[18]
Я толкнул чуть приоткрытую дверь и увидел…
2
Жуть.
Ванную озарял теплый трепещущий свет. Горело с десяток свечей разной величины, расставленных в самых разных местах. На черных и белых квадратах пола темнели капли крови, ведя к старинной ванне, водруженной на медных орлиных лапах.
Колени подгибались, но я все же подошел к переполненной ванне. В розоватой воде лежала обнаженная женщина. Не шевелясь, наклонив голову к плечу, на запястьях обеих рук порезы. Распустившиеся волосы закрывали ее лицо. Вода прибывала, еще немного, и голова ушла бы целиком под воду.
Вот черт!
Преодолевая неимоверную слабость, я все же вытащил женщину из ванны, уложил на полу, обтер полотенцем.
Нашел сонную артерию, нащупал пульс, он был едва заметный, нитевидный. Значит, потеряла много крови.
Спокойно, Артур!
Сердце колотилось как бешеное. Одно сердце на двоих. Я встал на колени и принялся за привычную работу, которую делал каждый день в «Скорой помощи», — попытался привести ее в сознание. Заговорил с ней, но не получил вразумительного ответа. Женщина реагировала только на болевые ощущения. Глаз не открывала. Шкала Глазго
[19]
восемь или девять, серьезные изменения сознания.
Думай!
Я огляделся. Увидел на полу бутылку виски «Джим Бим» и еще одну, «Фо Роузес». Возле мусорной корзины валялись пластиковые коробочки от лекарств, я прищурился и разобрал буквы на этикетках — лунеста, сильнодействующее снотворное, и лоразепам, анксиолитик.
Господи боже мой! Только этого не хватало!
Обе коробочки пустые, значит, она выпила все. В сочетании с большой дозой алкоголя воздействие подобных лекарств особенно губительно.
Я поднял обе руки молодой женщины, чтобы остановить кровотечение. Она дышала едва-едва, давление было низким, руки и ноги синюшные.
Итог: кровотечение, снотворное, анксиолитик, алкоголь. Коктейль, от которого трудно не отдать концы. Вот-вот или легкие откажут, или сердце остановится.
Встав, я отправился в гостиную в поисках телефона. Набрал 911 и вызвал «Скорую». В стенном шкафу на кухне нашел чистые тряпочки, из тряпочек и двух косынок соорудил жгуты, повязки, остановил кровотечение.
Я сделал все, что мог. Надел на несчастную халат, убрал волосы и посмотрел ей в лицо.
Это была Элизабет Эймс.
3
Врачи «Скорой помощи» суетились вокруг Лизы, делая все необходимое при подобных попытках суицида: внутривенное вливание флумазенила, промывание желудка, интубацию и искусственную вентиляцию легких, ЭКГ…
Я мог предугадать каждое их действие, знал все их решения. Мне бы очень хотелось помочь, но я не имел на это никакого права. И потом, парни не хуже меня знали свое дело. В спальне я нашел платье, туфли и небольшую сумочку из искусственной кожи, в которой лежали документы Элизабет, ключ от квартиры, две бумажки по двадцать долларов и банковская карточка. Я взял ключ и наличные деньги, остальное отдал одному из врачей, чтобы в больнице знали, кого привезли.
— Поехали быстрее! — распорядился врач, — Кровотечение серьезное.
Они положили Лизу на носилки. Я проводил их до машины.
— Куда вы ее повезете?
— В больницу «Белльвью», — ответил мне медбрат и закрыл дверцы машины.
Я смотрел вслед удаляющейся «Скорой» вместе с соседкой по площадке. Старая дама вышла из своей квартиры, как только услышала шум в коридоре.
— Чья это квартира? — спросил я, зная заранее, какой получу ответ.
— Ее снимал художник Дэвид Фокс. Несколько дней назад он умер от передозировки. Бедная девочка…
Сунув руку в карман, я вытащил последнюю ментоловую сигарету и зажигалку с надписью I LOVE NY.
— Вы были знакомы с Лизой? — спросил я, закурив.
— Я часто ее здесь видела. Она даже, можно сказать, жила здесь. И всегда такая милая, приветливая, непременно скажет что-то приятное. Если хотите знать мое мнение, ради этого типа не стоило умирать.
Пожилая дама побрела к двери своей квартиры, продолжая беседовать сама с собой:
— Бедная девочка! Захотеть умереть такой молоденькой!
Я помахал первому же такси, которое проезжало по улице. Такси остановилось, я оглянулся на старушку. Она запахнула поплотнее халат, продолжая бормотать:
— Чего бы я только не отдала за несколько лишних годков жизни! — услышал я.
4
