Нечто похожее, по мысли Голгофского, происходило и в Храмлаге, только время оказалось здесь сжатым гораздо сильнее. Зэки оставались в живых в среднем три года; именно таким был смысл слова «поколение» применительно к быстро мутирующему оазису масонской культуры.
Три года вместо тридцати: получается, что под таинственной сенью шатра-цеппелина история разгоняется в десять раз. Допустим, последний петербургский масон умер в Храмлаге в начале тридцатых. Сам лагерь просуществовал до начала шестидесятых. За эти тридцать лет в страшнейших условиях северного ада сменилось десять условных поколений вновь инициированных «масонов» – что эквивалентно тремстам годам напряженного оккультного поиска в благополучное время.
Отметим, что, по Голгофскому, так выглядит и общая модель российского развития от Петра до наших дней: ускорить историю в гулаговской шарашке, локально разгоняя время за счет причиняемого людям предельного страдания.
Матерящийся мужик ложится костьми в фундамент северной Венеции, голодные строители города-сада жуют подмокший хлеб под телегой, Королев в ватнике сидит за колючкой и смотрит в звездное небо, начальник пиар-отдела, проклиная падающий рубль, устраивается официантом в пирожковую «Солнечный удар»…
Но в случае с масонами этот принцип был доведен чекистами до апогея.
* * *
Итак, северный оазис масонской культуры быстро и непредсказуемо мутировал. Но работа по настройке Храма все время продолжалась несмотря ни на что. В чем же она заключалась?
Можно предположить, что «масоны» решали некую задачу из области комбинаторики: как образно выражается Голгофский, они пытались открыть сейф, выставляя новый шифр, а затем дергая ручку. Для этого не нужны были высокие интеллектуальные способности, и вчерашние уголовники вполне способны были выполнять эту работу.
Роль нового шифра, скорей всего, играла очередная конфигурация оккультных объектов, алхимических элементов и мистических символов (подобно Сен-Ив д’Альвейдеру, масоны Храмлага меняли их значение, взаимное расположение и ориентацию по сторонам света). Некие ритуалы, совершаемые вслед за этим, проверяли, не откроется ли в результате дверь.
Вот одна из наиболее вероятных версий того, что Голгофский называет «тонкой настройкой». Он задается вопросом – что должно находиться в самом центре Храма Соломона, если не сокровенное Имя Бога?
Не оно ли и есть тайный ключ к Иезекиилю?
Один такой ключ – тетраграмматон «Йод-Хе-Вау-Хе»:
יהוה
Он известен с глубокой древности. Но именно его широкая известность, скорей всего, и сделала его неактуальным. Как поступит хозяин двери, узнав, что ключ от нее есть у каждого встречного? Скорее всего, сменит замок. Тем более что сам смысл этого тетраграмматона указывает на то, что он может стать чем угодно.
Предположим – исключительно в целях умственного эксперимента, – что новый замок окажется той же самой модели, и ключ к нему будет отличаться лишь иным расположением бороздок, то есть это будет другой тетраграмматон «Алеф-Бет»
[30]
.
Общее количество возможных Имен можно посчитать по формуле:
G = (n+k-1)!/k! (n-1)!
Где «n» – число букв алфавита, «k» – число знаков в слове. Число возможных сочетаний по четыре из двадцати двух знаков «Алеф-Бет» (с возможными повторениями, так как в исходном тетраграмматоне они есть) – 12 650 (если, конечно, Голгофский не ошибся в расчетах – он не математик, а философ и хочет только показать, что число таких комбинаций весьма велико).
Теперь представим, что с каждым из возможных Имен проделывается весь спектр обычных масонских ритуалов, связанных с тетраграмматоном (в дополнение к этому у каменщиков Храмлага могли быть и собственные подходы). Если на каждый тетраграмматон будет потрачено по одному дню, на всю работу уйдет тридцать пять лет… Понятно, что подобный поиск может продолжаться очень и очень долго.
Впрочем, все это лишь предположения. У нас нет точных сведений, что именно происходило в шатре-цеппелине – и мы, скорей всего, не узнаем деталей никогда.
Но благодаря архивной работе Голгофского мы можем представить, как выглядела передача оккультного знания между поколениями вчерашних уголовников, ставших новым советским «масонством».
Предоставим слово самому историку:
Поколения северных масонов сменялись с такой феерической быстротой, что возникала необходимость как-то записывать инструкции по Великому Деланию. Письменных принадлежностей у зэков по лагерным правилам не имелось (если, конечно, они не были информаторами НКВД).
Из накладных, однако, мы помним, что у заключенных были татуировочные иглы, завозившиеся в Храмлаг вместе с необходимой для опытов мистической атрибутикой. Советская власть, боявшаяся письменного слова, терпимо относилась к воровским наколкам.
Оставался единственный известный вчерашним уголовникам путь – наколки. По мере прогресса оккультных опытов в татуировках фиксировались важнейшие постижения, сделанные очередной сменой каменщиков – на масонском языке их называли «вехами» или «ландмарками». Теперь сопоставим это с описанием внутренней части Храмлага в донесении Мафусаила.
Напрашивается жутковатый вывод.
Масонская газета «Под Вой Пурги», выходившая в Храмлаге с 1928 по 1960 (?) была на самом деле не рукописной, а тоже татуированной. В ней не было бытовых новостей, а только информация о ходе Великого Делания, которую необходимо было сохранить и сделать общим достоянием. Ее накалывали на спину специально отобранному масону, так называемому «доходяге», чьей задачей было лично дойти до каждого брата и заставить его прочесть эти письмена… Иногда таких доходяг было сразу несколько, и они складывались в своего рода живой многотомник.
Нашему изнеженному веку это может показаться жестоким и диким – но тогда было совсем другое время. Когда доходяги умирали, кожу с их спины сдирали и вешали на главной аллее Храмлага: именно об этом обычае упоминает в своем донесении Мафусаил. Таким образом возникла как бы пергаментная библиотека – письмена и чертежи, доступные всем братьям в любое время, – где подробно фиксировался достигнутый в ходе Великого Делания прогресс. Рядовые масоны Храмлага, конечно, тоже делали себе татуировки, в символической форме воплощавшие открывшееся им тайное знание – но такие письмена чаще всего умирали вместе с ними…
* * *
Что происходило в Храмлаге после войны?
К сожалению, точно ответить на этот вопрос невозможно – как пишет Голгофский, «оптика кончается где-то к середине пятидесятых».
Однако связано это не с тем, что Храмлаг пришел в упадок. Причина была прямо обратной: масоны постепенно приближались к завершению своего Magnum Opus, и их оккультное могущество росло. Они стали отчетливо видеть внедренных в свою среду провокаторов и доносчиков. Но масоны не тратили сил на борьбу с ними – агенты переходили на сторону вольных каменщиков сами, как это сделал Мафусаил. Донесения изредка еще поступают на Лубянку, но они малосодержательны и туманны.