Последние настоящие масоны были завезены в Храмлаг в 1930 году. После этого туда попадали только случайные лица и партии уголовников, численность которых подбиралась так, чтобы число колонистов оставалось примерно постоянным.
Уголовников на эту роль отбирали, видимо, по двум причинам.
Во-первых, урка вряд ли станет писать жалобы в инстанции, а ссыльный интеллигент может – и не всегда ясно, чем это кончится: одно дело доказывать, что ты не контрреволицонный элемент (безнадежно), а совсем другое – что ты не масон ложи «Изида». Интеллигент просто из отчаяния мог бы написать, например, что он не масон, а троцкист.
Во-вторых, уголовник живуч – а интеллигент гниловат, расход человеческого материала во втором случае выше, а значит – больше забот. Заполняя лагерь урками, можно было забыть о проблеме на больший срок.
Отрефлексировав эти очевидности, Голгофский изучил доступные архивы, проделал требуемые вычисления и увидел, что уже к середине тридцатых Храмлаг должны были населять практически одни уголовники… Однако донесения информаторов НКВД (того же Мафусаила) показывали, что масоны жили там и в середине сороковых, и позже – и не просто жили, а занимались своим таинственным масонским делом.
Голгофский сделал из этого единственный возможный с точки зрения логики вывод: поздние масоны Храмлага – и есть те самые уголовники, которых ссылали туда по политическим статьям.
Видимо, за время своего пребывания в Храмлаге они успевали так проникнуться идеями и идеалами масонства, что добровольно примыкали к этому движению.
Но здесь возникает серьезная проблема достоверности нарратива. Не только историку, а любому нормальному человеку, представляющему, что такое российский уголовник, трудно понять, какая сила могла превратить его в масона за такой кратчайший срок.
Заслуга Голгофского именно в том, что он предложил этому феномену объяснение.
Такой сложный ритуал, – пишет он, – как возведение Храма Соломона (в значении оккультного объекта), содержит, по всей видимости, две фазы, которые мы можем назвать «грубой» и «тонкой» настройкой. Воспользуемся оптической аналогией. Если у вас в руках бинокль, сначала вы крутите центральное колесико, меняя фокусное расстояние всей системы – и делаете четкой левую половинку изображения. А потом, для окончательной резкости, вращаете правый окуляр, чтобы сделать отчетливой и правую половинку тоже…
Отметим, что Голгофский здесь не фантазирует, а обобщает в форме понятного сравнения свою огромную работу по исследованию деятельности северного масонства – сам он хорошо понимает, что такое «возведение Храма».
Цитируем дальше:
Анализируя сохранившиеся свидетельства, можно сделать вывод, что «грубая настройка» Портала была завершена к началу тридцатых годов – и уже с этого времени Храм позволял демонстрировать неофитам необъяснимые манифестации.
Их довольно было для того, чтобы пробудить веру в чудесное в необразованных и грубых людях, прибывавших в Храмлаг вместе с последними масонами. Но эти оккультные феномены еще нельзя было назвать Богоявлением или откровением в строгом библейском смысле. Скорее, это были проблески сверхъестественного, лишенные пока четких культурных и религиозных коннотаций; уже волшебство – но еще не чудо…
* * *
Итак, по мнению Гологофского, к началу тридцатых годов собранный в Храмлаге объект уже работал, но генерировал еще не феномены высокой божественной природы, которых масоны ожидали от своего Magnum Opus, а, скорее, то, что мы назвали бы сегодня «полтергейстом» или «паранормальными эффектами».
Мы говорили, что древние храмы были Порталами, позволявшими Божеству проявляться на земле. Но они взывали к разным богам – и самые разные боги появлялись перед взыскующими их людьми. Очевидно, что форма, принимаемая Божественным Принципом, в каждом случае диктуется особенностями самого Портала.
Вот как об этом пишет сам Голгофский:
Если природа Высшего – звук, а Храм – нечто вроде лютни, то, в зависимости от длины струны, устройства резонатора, взятой ноты и прочих условий, мы услышим разные мелодии, хотя все они будут Божественным Гласом. Но если мы попытаемся воспроизвести забытую века назад музыку, одновременно восстанавливая играющий ее инструмент, музыка сперва может получиться похожей на какофонию…
Помните этого «бородатого белого козла» из воспоминаний Соколова-Микитова? На зеленом пригорке? Как мы знаем, черный козел – распространенный символ темной силы, сатанизма и ада. Именно в такой форме дьявол являлся своим адептам (так изображали Бафомета, которому якобы поклонялись храмовники). Но масоны правого пути всегда взывали к противоположной силе, светлой и благой.
Видимо, сама задача на каком-то этапе была символически сформулирована обитателями Храмлага «от противного» (и не вполне корректно – потому что «Бога» нельзя определить как «хорошего дьявола»). Отсюда и такой результат их первых опытов.
Архивы НКВД свидетельствуют, что в самом начале тридцатых годов белые козлы появились в Храмлаге в таком изобилии, что надолго обеспечили колонистов пищей. Но потом козлятина исчезла: опыты продолжались.
Вместо козлятины у колонистов вскоре появились хлеб и вино – и с тех пор они постоянно упоминаются в донесениях, в том числе и во время войны. Очевидно, что хлеб (вернее, муку) еще могли доставлять с Большой Земли. Но кто стал бы возить на Новую Землю вино в 1943 году?
Голгофский делает вывод, что одна из библейских метафор была каким-то образом реализована вольными каменщиками буквально – близость несфокусированного, но уже работающего Портала позволяла либо превращать в хлеб и вино камни и воду, либо преломлять хлеба и разливать вино таким образом, что их становилось все больше и больше (в пользу этой версии говорит несколько раз повторяющееся в донесениях слово «кагор» – возможно, все началось с одной случайно попавшей в Храмлаг бутылки).
Очевидно, – пишет Голгофский, – с каждой партией, прибывавшей в Храмлаг, происходило следующее: уголовники становились свидетелями чего-то настолько поразительного, что все их прежние представления рушились; обращение в новую масонскую веру было мгновенным и искренним. Старые масоны, доживающие свой цинготный век, успевали кое-как объяснить новой смене смысл происходящего – скорей всего, в предельно упрощенной и адаптированной для уголовного сознания форме… Затем новая смена «масонов» передавала полученное таким образом знание смене новейшей. Новейшая – следующей за ней, и так много раз. Инициация эта, вероятно, становилась из года в год все более куцей и искаженной, даже нелепой – но она работала, и тонкая настройка Храма продолжалась…
Из этого следует неожиданный и жуткий вывод.
Обычно, – продолжает Голгофский, – «поколением» называют группу людей, одновременно входящих в жизнь и разделяющих общий культурный и житейский опыт. В хронологическом смысле это период от десяти до тридцати лет. Историю движет диалектический конфликт поколений – то, что не смогло сделать одно, доделывает другое… Поколения как бы передают друг другу эстафету прогресса – но и сама эстафетная палочка эволюционирует при каждом акте передачи, так что самовар становится электрическим чайником, гусиное перо – авторучкой и так далее. Во времена великих войн и бедствий эволюционный процесс сильно ускоряется – достаточно посмотреть, как изменилась авиация всего за пять лет Второй мировой – началось с пузатых бипланов, а кончилось реактивными истребителями…
