– Стюарт Вайцмен, умник, но постой, тут тебе надо кое с кем познакомиться, благоволит к Джимми Чу, если не ошибаюсь. – Это Дрисколл, ломовая Энистонианская версия, от чего на Максиновом Лободексе Любви, сиречь встроенном в мозг сводническом приложении, начинает мигать экран. – Если вы, ребята, и без того друг друга не знаете…
Опять за старое, Максин, почему она никак не может противостоять этим древним силам енты, что стремятся ее захавать? хватит уж, пожалуйста, совать нос, стороны с ентовыми делами справляются лучше, чем сами енты, несомненно, экономия от масштабов производства или как-то. Эрик эдак обаятельно щурится.
– Мы разве не… на одном сходняке Киберобмылков, вы меня пытались в реку швырнуть или что-то? Нет, постойте, та была ниже ростом.
– Может, на непивном мероприятии? – крипто-по-Рейчел-с-Россовски, – на каком-нибудь линуксоидном инсталлфесте? – Телефонные номера маркерами на ладонях или еще какой-нибудь подобный ритуал, и Дрисколл снова отчаливает.
– Послушайте, Макси, – Эрик, серьезнея, – нам нужно кое-кого найти. Партнера Лестера Трюхса, канадского парня.
– Феликса? Он еще в городе? – Отчего-то новость не очень хорошая. – Что там с ним?
– Ему нужно вас увидеть, что-то насчет Лестера, но он к тому же параноит, все время перемещается, оттягивается по-тяжелой.
– Безопасность через незрелость. – Лестер, что там с Лестером?
От Феликса после той ночи в караоке ни слова, и вдруг ему хочется поговорить. Где же он был, когда убивали его доверчивого делового партнера? Удобно свинтил к себе в Монреаль? А если в Монток к Гейбриэлу Мрозу, строить ковы, как подставить Лестера? Что такого срочного сегодня вечером Феликсу нужно сообщить Максин, непонятно ей.
– Пойдемте, сделаем псевдослучайную зачистку туалетов.
Она следует за ним в натянутую до звона и бурлящую утробу этого рабочего пространства, ныне впавшего в пространство события, сканируя толпу, мимоходом приметив Хорста на танцполе – он исполняет тот же Отскок по оси Зет, что и все остальные, и хотя бы не не получает от этого удовольствия.
Эрик жестом проводит ее в дверь и дальше по коридору к туалету, который оказывается унисексовым и лишенным приватности. Вместо рядов писсуаров там непрерывные полотна воды, сбегающие по стенкам из нержавеющей стали, у которых джентльмены, а также дамы к сему склонные, приглашаются ссать, меж тем для персон менее авантюрного склада имеются загончики из прозрачного акрила, которые в дни большего для «Сетеффекцов» процветания также позволяли филонским патрулям заглядывать в себя и смотреть, кто уклоняется от работы, изнутри кастомно-украшенные граффитчиками из центра с крупными ценниками, причем популярный мотив – члены, поступающие во рты, равно как и сантименты вроде «СДОХНИТЕ ОБСОСЫ МАЙКРОСОФТА» и «У ЛАРЫ КРОФТ ПРОБЛЕМА С ПОЛИГОНАМИ».
Тут никакого Феликса. Они валят на лестницу и следуют наверх, этаж за этажом, восходя в эти яркие залы делюзии, рыща по кабинетам и отсекам, чья обстановка обглодана по бросовым ценам с неудачливых дот-комов, кои, в свою очередь, судьбой были предназначены к мародерству такими, как Гейбриэл Мроз.
Повсюду вечеринятся. Они вносятся, их выносит… Лица в движении. Плавательный бассейн для сотрудников качает пустышки шампани. Яппы, судя по виду, научившиеся курить вот только что, орут друг на друга.
– На днях «Артуро Фуэнте» блистательная попалась!
– Обалдеть! – Парад неугомонных носов, дующих дорожки с круглых зеркал ар-деко из давно снесенных роскошных отелей, корнями уходящих еще к тем временам, когда Нью-Йорк в последний раз наблюдал рыночную лихорадку, пылом сопоставимую с только что завершившейся.
Туда-сюда в несколько тематических комнат отдыха – гигантские, только что не опоясывающие писсуары из ирландского бара, винтажные унитазы столетней давности с тиснением, стенные бачки со спускными цепочками, иные пространства, тусклей и не такие элегантные, стремятся походить на классические туалеты клубов в центре города, ни пшика «Лизола» в них с середины девяностых и только одно очко, кризисное и токсичное, к которому людям приходится выстраиваться в очередь.
Феликса меж тем ни в одном из них нет. Достигнув наконец верхнего этажа, Эрик и Максин вступают в дедушку постмодерновых туалетов, размерами с пьяццу простор бельгийской энкаустической плитки в охре, голубом и линялом бургундском, рециркулированной из особняка на нижнем Бродуэе, с тремя дюжинами кабинок, собственным баром, телевизионным салоном, звукоусилительной системой и диджеем, который в данный момент, пока матрица из танцоров шесть-на-шесть исполняет Электрический Слайд, крутит некогда-чартосносный диско-гимн «Наци-Овоща»
В туалете (в темпе хастла)
Это чувство шизняка, соскре- Бай мозг с потолка, в туа- Ле-те! (Девушкина подпевка) – В туа-лете! Кокс, экстаз и отключиться,
Не поймешь, что пригодится В туа-лете (В этом туа-лете!) Туда заглянешь еле-еле, а Застрянешь на неделю, в туа- Ле-те!.. (Туалет! Туалет!) Зеркала и столько хрома, но не Стоит делать дома, в тухуа- Ле-те – Эй, о, девчонки и-и [Разрядка] Мальчишки, пусть Свое ночь берет, День же спущен в отход, С дозняками здесь строго, Тут гляди, но не трогай, а то Плетью, Будь ништяк, в туа-хуа-лете – Час собраться с санацией К толч-ку на ранде-вууу… Там гладкий фаянс, как на старых сеансах, И ты из трусов своих прыгнешь, ко мне В ту- Алет! Смой Все свои беды, танцуй!
Не всем в коня траченая юность. Подростковые современники Максин затерялись в клубных туалетах восьмидесятых, вошли, так и не вышли, некоторым повезло стать слишком хиповыми или недостаточно хиповыми, чтобы вообще оценить тусу, другие, как Максин, лишь стоп-кадрили туда время от времени, эпилептигогической молнией, невозбранно продаются «куаалуды», прически – заявы из внешних пригородов… туманы «Аква-Сеток»! Девочко-часы, потраченные на сиденье перед зеркалами! Странные дисконнекты между танцевальной музыкой и текстами песен, «Копакабана», «Во что верит глупец», душераздирающие истории, даже трагические, положенные на до странности прыгучие мелодийки…
Электрический Слайд – четырехстенный линейный танец, который Максин узнает по многим бар-мицвам, мазками сквозящим со старого «Райского Гаража» ее отрочества и вообще-то единственной доли недели, что имела значение: субботних вечеров, когда украдкой выскальзывала из дому в час или полвторого, ехала подземкой до Хаустон и нескончаемого, нескончаемого квартала до Кинг, телепортировалась мимо вышибал, чтобы ненадолго влиться к другим упертым «гаражникам» и танцевать всю ночь в наколдованном мире, и ждать до завтрака в какой-нибудь столовке, где пытаться придумать, какую историю сплести родителям в этот раз… а дальше сразу роешься в сумочке, где же салфетки, потому что их нет, конечно, еще одно из многих изгнаний на холод, где не все выжили, там СПИД, и крэк, и не будем забывать позднего, блядь, капитализма, поэтому лишь немногие находят хоть какое-то прибежище…
– Эм, Максин, вы?..
– Да. Нет. Я норм… что?
