– Мое знание наркотических законов чуточку нетвердо, Марка, но, когда я в последний раз проверяла, это – Преступная Продажа Контролируемого Вещества.
– Да, но это еще и Сид. Сложная ситуация.
– Тяжкое уголовное преступление категории Б. Вы и ваш экс – я так понимаю, вы по-прежнему… близки?
– Не лыбьтесь, Макси, от этого морщины, – выбираясь из «ЗИЛа», дожидаясь Максин. – Не забудьте посчитать, что у вас там в пакете из «Доброго пути».
– Зачем, когда я – для начала – даже не знаю, сколько там должно быть, понимаете, о чем я.
На углу – тележка с кофе и бубликами. Сегодня тепло, они находят крыльцо, на которое можно присесть, и устраивают себе кофейный перерыв.
– Игорь говорит, вы им хренову кучу денег сберегли.
– Считаете в это «им» сам Игорь входит?
– Ему слишком неудобно было бы кому-то рассказывать. Что было-то?
– Какая-то финансовая пирамида.
– О. Что-то немножко другое.
– В смысле – для Игоря? Типа у него история с…
– Нет, я имела в виду, что поздний капитализм – пирамида в глобальном масштабе, такая, на чьей вершине приносят человеческие жертвы, а лошар тем временем вынуждают верить, что все это будет длиться вечно.
– Для меня слишком тяжеляк, я нервничаю даже от масштаба, в котором Игорь действует. Мне уютнее с людьми, которые шныряют у банкоматов, на таком вот уровне.
– Так возьмите отгул у неприукрашенной уличной драмы, поехали на север съездим за высокой фантазией, эти доминиканцы там, знаете?
– Хммм. Ну, может, и справлюсь с олдскульной меренгой как-нибудь.
Марка встречается с Сидом в «Тайнике Чуя» возле Вермильи. Едва они сходят с подземки, которая здесь поднята над кварталами, уже слышится музыка. Они скорее плавно скользят, чем шлепают вниз по лестнице на улицу, где сальса глубинно пульсирует из стереосистем запаркованных вторым рядом «капризов» и «эскалад», из баров, из установленных на плечах бум-боксов. Добродушно мутузят друг друга тинейджеры. На тротуарах толкучка, фруктовые ларьки открыты, ряды манго и карамболы, ведут позднюю торговлю тележки с мороженым на углах.
В «Тайнике Чуя» за скромным фасадом они находят глубокий салон, яркий, громкий, неистовый, он, похоже, тянется аж до следующего квартала. Девушки на очень высоких каблуках и в шортиках короче памяти торчка скользят вокруг с низкозастегнутыми молодыми людьми в золотых цепочках и шляпах с узкими полями. Воздух модулирован дурь-дымом. Публика пьет ром с колой, пиво «Президенте», dobles
[65]
«Бругал Папы». Диджейская деятельность перемежается местными группами бачаты живьем, яркое гнусавое бренчанье мандолин/боттлнеков, бит такой, что невозможно-не-хотеть-танцевать.
Марка – в свободном красном платье и ресницах длиннее, чем припоминает Максин, нечто вроде ирландской Селии Крус, волосы распущены до предела. В дверях ее знают. Максин вдыхает поглубже, расслабляется, переходя в режим подпевалы.
На танцполе толпа, и Марка немедля там исчезает. Из ниоткуда возникает, вероятно, несовершеннолетний кексик, говорит, что его звать Пинго, учтиво хватает Максин и утанцовывает с нею прочь. Поначалу она пытается симулировать тем, что удается припомнить из старого «Райского гаража», но вскоре движения потихоньку натекают к ней, и ее втягивает в ритм…
Приветливой чередой приходят и уходят партнеры. Время от времени в дамской уборной Максин находит Марку, которая рассматривает себя в зеркале с менее чем смятеньем.
– Кто грит, что англо-ляли не шевелят поршнями?
– Вопрос с подковыркой, правда?
Сид объявляется поздно с длинногорлой «Президенте», добродушный, с эдакой щетинистой военной стрижкой, отнюдь не заведомо извилистое представление Максин о наркокурьере.
– Не заставляешь меня ждать или как-то, – Марка, возмущенно сияя.
– Думал, тебе нужно лишнее время на съем, ангел.
– Я нигде не замечаю Блестку. В библиотеке или что, пишет доклад о прочитанных книгах?
Группа на эстраде играет «Cuando Volverás»
[66]
. Сид поднимает Максин на ноги и начинает с бачаты, усовершенствованной для ограниченного польного пространства, тихонько подпевая хук.
– И когда я подниму вашу выставленную руку, это значит, что сейчас мы крутнемся, только не забудьте, что сделать надо полный оборот, чтобы в конце встать ко мне лицом.
– На таком полу? крутиться – нужно разрешение. Ох, Сид, – осведомляется она любезно пару-тройку тактов спустя, – а вы, случайно, за мной не приударяете?
– Кто б отказался? – Сид галантно, – хотя не стоит списывать со счетов попытку разозлить бывшую.
Сид – ветеран «Студии 54», работал туалетным служителем, выходил на пятак в перерывах, в конце смены собирал $100-е купюры, забытые посетителями, которые всю ночь скатывали их в трубочки нюхтарить кокс, сколько успевал, пока не подоспеет остальной персонал. Сам он предпочитал пользоваться фильтром от сигареты «Парламент» с ямочкой, такой вот одноразовой ложечкой.
Когда они выбираются на Дайкмен и направляются к маленькой марине Табби-Хук, заведение не то чтобы закрывают, но уже довольно поздно. Сид ведет Марку и Максин к низкосидящему 28-футовому катеру с тройным кокпитом, ар-декошно зализанному, сплошь дерево разных оттенков.
– Может, это сексизм, – грит Максин, – но мне прямо очень надо тут присвистнуть.
Сид их знакомит.
– Это «Гар-Вуд» 1937 года, 200 лошадей, ходовые испытания на озере Джордж, почтенная история уходов от любых погонь на всех уровнях…
Марка передает деньги Игоря, Сид извлекает откуда-то из трюмов достоверно захезанный подростковый рюкзачок.
– Вас, дамы, куда-нибудь подвезти?
– Марина у 79-й улицы, – грит Марка, – и поддай газу.
Они отчаливают безмолвно. В тридцати футах от берега Сид навостряет ухо вверх по течению.
– Бля.
– Опять, что ли, Сид.
– Спаренный «V-8», скорее всего «Кат». В такое время ночи это наверняка дребаные УБН
[67]
. Блин, я им тут что, Папик Мейсон? – Он заводит двигатель, и они на полной скорости выкатывают жопы в ночь, раздувая петушиные хвосты воды вниз по Хадсону сквозь умеренную зыбь, шлепая по воде днищем в добром солидном ритме. Максин смотрит, как мимо по левому борту быстро пролетает лодочная заводь у 79-й улицы.
– Эй, мою остановку проехали. Мы теперь куда?
– С этим клоуном, – бормочет Марка, – вероятно, в открытое море.
Такая мысль затесалась в голову Сиду, как он признается впоследствии, но это бы вовлекло и Береговую охрану, поэтому, решив сыграть на осторожности УБН и пределах техники, с исполински нависающим, высящимся в ярких занавесах света Всемирным торговым центром у них по левой скуле, а где-то еще дальше во тьме – громадный неумолимый океан, – Сид все время прижимается к правой стороне фарватера, мимо острова Эллис и статуи Свободы, мимо Морского терминала Бейонн, пока не видит впереди маяк Роббинз-Рифа, делает вид, будто собирается и его проскочить, затем в последний миг закладывает крутой крюк вправо, проворно и не обязательно в согласии с правилами расхождения судов в море увернувшись от кораблей на якорной стоянке, что громоздятся тут откуда ни возьмись, и нефтяных танкеров, идущих в темноте, проскальзывает на плес Канстэбл-Хука и дальше, по прорани Ван-Калла. Минуя Порт-Ричмонд:
