Максин нащупывала возможность с нею заговорить, но тут появился домовладелец, некто д-р Сэмюэл Крихман, пластический хирург на покое, вместе с небольшой ватагой наследников и правопреемников.
– Ах ты, жалкий, алчный старый ублюдок, – бодро приветствовала его Марка. – И ты осмеливаешься сюда свою рожу казать.
– Пизда уродливая, – ответствовал доброжелательный патриарх, – в моей профессии к такой роже и близко никто не подойдет, что это за сука, уберите ее нахуй отсюда. – Правнук-другой сделал шаг вперед, в готовности подчиниться.
Из сумочки Марка вынула 24-унцевый баллончик чистящего средства для духовок «Легко-Слезай» и принялась им потряхивать.
– Спросите у видного медика, что щелок делает с лицами, детки.
– Вызывайте копов, – приказал д-р Крихман. Некоторые элементы пикета подошли ближе и принялись обсуждать разные вопросы со свитой Крихмана. Случилось сколько-то, ну, дискуссионной жестикуляции, вплоть до непроизвольного контакта, который «Почта» в напечатанном ими очерке могла слегка приукрасить. Появились копы. Свет мерк, дедлайны приближались, и толпа стала редеть.
– Ночью мы не пикетируем, – сказала Максин Марка, – лично мне очень не хочется уходить с рубежа, но, с другой стороны, примерно сейчас я бы не прочь выпить.
Ближайшим баром был «Старый Хрен», технически ирландский, хоть один-два престарелых голубых брита и могли нечасто в него заглянуть. Под выпивкой Марка имела в виду «Папу Добля», который бармен Эктор, ранее замеченный лишь в нацеживании пива и начислении порций, сконструировал для Марки так, будто занимался этим всю неделю. Максин себе тоже такой взяла, чисто за компанию.
Они выяснили, что все это время жили всего в нескольких кварталах друг от друга, Марка – с конца пятидесятых, когда англов этого района терроризировали пуэрториканские банды, и после заката восточнее Бродуэя никто не захаживал, да и днем отыскивались такие, кто ездил с Сентрал-Парк-Уэста на Бродуэй городским автобусом. Она терпеть не могла Линколн-Центр, ради которого снесли целый район и выдрали с корнем 7000 семейств boricua лишь потому, что англы, кому насрать вообще-то на Высокую Культуру, боялись детишек этих людей.
– Леонард Бернстайн написал об этом мюзикл, не «Уэстсайдскую историю» – другой, где Роберт Мозес поет:
Выставьте этих пуэрто– Риканцев на Улицу – Тут просто Трущобы, Снесите тут всьо-о-о!
Пронзительным бродуэйским тенором, до того достоверным, что у Максин в желудке скисает выпитое.
– Им даже хуцпы достало на самом деле снимать «Уэстсайдскую», блядь, «историю» в тех же кварталах, которые сами уничтожали. Культура, простите, Херманн Гёринг был прав, как только слышишь это слово, проверь стрелковое оружие. Культура притягивает к себе худшие позывы богатых, у нее нет чести, она сама напрашивается на субурбанизирование и растление.
– Вам бы с моими родителями как-нибудь познакомиться. К Линколн-Центру никаких теплых чувств, зато от Мета их за уши не оттянешь.
– Шутите, Элейн, Эрни – мы сто лет знакомы, на одни демонстрации ходили.
– Моя мать ходила на демонстрации? За что – скидки где-нибудь?
– Никарагуа, – без веселья, – Сальвадор. Роналд Рейх-Ганс и его дружочки.
То был период, когда Максин жила дома, доучивалась на степень, ускользая по выходным в безмозглость клубных наркотиков и лишь изредка замечая, что Элейн и Эрни, похоже, что-то гнетет. Только много лет спустя им стало как-то ловчее поделиться воспоминаниями о пластиковых наручниках, перечном газе, немаркированных фургонах, Бравых, занятых тем, что у копов получается лучше всего.
– Снова превратив меня в Бесчувственную Дочь. Должно быть, нащупали какую-то наводку, некий изъян моего характера.
– Может, они просто пытались уберечь вас от неприятностей, – сказала Марка.
– Могли бы с собой позвать, я б им тылы прикрывала.
– Начать никогда не поздно, бог свидетель – дел еще полно, думаете, что-то изменилось? размечтались. Ебаным фашистам, которые всем тут заправляют, по-прежнему нужно, чтобы расы ненавидели друг друга, именно так они не дают зарплатам расти, аренде падать, всей власти не выходить за Ист-Сайд, чтобы все оставалось уродским и безмозглым, как им нравится.
– Да, припоминаю, – говорит теперь Максин мальчикам, – Марка всегда была как бы… в политике?
Она цепляет самоклейку к своему календарю, чтобы не забыть сходить на выпуск и поглядеть, что нынче поделывает старая бешеная псина в волосяной сетке.
Докладывает Редж. Он повидался со своим башковитым ИТэшником Эриком Дальполем, который рыскал в ПодСетье, искал секреты «хэшеварзов».
– Скажи мне, что такое Альтман-Зед?
– Формула, по которой предсказывают, обанкротится ли компания, скажем, за следующие два года. В нее подставляешь цифры и смотришь, чтобы значение z было меньше примерно 2,7.
– Эрик нашел целую папку проработок Альтман-Зед, через которые Мроз гонял разные мелкие дот-комы.
– С расчетом на… что, приобретение?
Уклончивые зенки.
– Эй, я тут просто осведомитель.
– Этот парнишка тебе какие-нибудь показывал?
– Онлайн мы с ним много не встречаемся, такой он параноик, – ага, кто бы говорил, – он любит встречаться лично и только в подземке.
Сегодня безумный белый святоша в одном конце вагона состязался с черной капеллой в другом. Условия идеальные.
– Кой-чего тебе принес. – Редж подсовывает диск. – Мне поручено тебе передать, что он благословен Линусом лично, пингвиньими ссаками.
– Это чтоб меня сейчас совесть мучила, да?
– Конечно, это не повредит.
– Я занимаюсь, Редж. Мне просто не очень уютно.
– Лучше ты, а не я, если честно – мне бы кохонес не хватило. – Оказалось, это нырок в странные глубины, как из пушки ядро. Эрик пользуется компьютером в том месте, где подрабатывает, – крупной корпорации без достойных упоминания ИТ-прихватов, посреди кризиса, которого никто не предвидел. Что-то немного не так. Всякий раз, выныривая из ПодСетья, он чуть больше стремается, либо так кажется тем, кто сидит в соседних загонах, хотя там столько народу проводит свои часы в серверной, нюхтарят «халон» из огнетушителей, что им может не хватать перспективы.
Ситуация не настолько прямолинейна, как Эрик, видимо, надеялся. Шифрование затейливо, если не до безумия серьезно. Хотя Редж тешил себя фантазиями наскоряк метнуться туда-сюда, Эрик обнаружил, что клерки в этом «7-Одиннадцати» ходят со штурмовыми винтовками в полностью автоматическом режиме.
– Все время сталкиваюсь с этим темным архивом, заперт весь плотно, нипочем не скажешь, что туда сложено, пока не крякну.
– Ограниченный доступ, говоришь.
– Мысль в том, чтобы обеспечить безотказность на случай аварии, естественной или антропогенной, можно спрятать архив на избыточных серверах в каких-то удаленных местах, надеясь, что хотя бы один выживет, если только не настанет конец света.
