— Да неужели?
— Рады были повидаться, Эмма.
— Вы не можете так уйти! — кричу я в панике.
Но отец уже открыл бумажник и кладет на стол двадцатифунтовую банкноту. Мама встает и надевает белый жакет.
— Послушай его, — шепчет она, наклоняясь ко мне для поцелуя.
— Пока, Эмма, — кивает папа, смущенно стискивая мне руку. И не успеваю я глазом моргнуть, как они исчезают.
Как они могли так поступить со мной?
— Видишь ли… — начинает Джек, едва дверь захлопывается.
Я решительно поворачиваю стул спинкой к нему.
— Эмма, я прошу…
Я, еще более решительно, поворачиваю стул до тех пор, пока не упираюсь взглядом в стену. Может, теперь до него дойдет.
Беда только в том, что я не могу дотянуться до своего капуччино.
— Возьми.
Оглядываюсь и вижу, что Джек уже сидит рядом и протягивает мне чашку.
— Оставь меня в покое! — говорю я сердито и пытаюсь вскочить. — Нам не о чем говорить. Не о чем.
Хватаю сумку, устремляюсь к двери, пылетаю на улицу и тут чувствую, как на плечо ложится рука.
— Мы могли бы по крайней мере обсудить, что случилось?
— Что тут обсуждать! — поворачиваюсь я. — Как ты меня использовал? Как предал?
— Ладно, Эмма, признаю, я поставил тебя в неловкое положение. Но… разве это такая уж трагедия?
— Трагедия? — восклицаю я, едва не сбивая с ног пожилую леди, волокущую тележку на колесиках. — Ты вошел в мою жизнь. Превратил ее в удивительный роман. Заставил меня влю… — Я замолкаю, тяжело дыша, потом продолжаю: — Ты сказал, что заворожен. Что захвачен моей жизнью. Заставил меня… думать о тебе, и я… я верила каждому твоему слову… — Мой голос начинает предательски дрожать. — Я верила всему, Джек. Откуда мне было знать твои скрытые мотивы? Ты воспользовался мной для своих дурацких исследований. Все это время ты… ты просто спекулировал на моих чувствах!
Джек долго смотрит на меня.
— Нет, — произносит он наконец. — Нет, подожди. Ты все не так поняла. — Он хватает меня за руку. — Все было иначе. Я вовсе ие собирался тебя использовать.
И у него еще хватает наглости заявлять такое?!
— Еще как собирался! — взвизгиваю я, выдирая руку и — едва не отрывая локтем пуговицу ни в чем не повинного пешехода. — Еще как собирался! Попробуй только сказать, что в этом чертовом интервью говорил не обо мне! Что не меня имел в виду! — Стыд охватывает меня с новой силой. — Во всех подробностях! Во всех проклятых подробностях!!
— Ладно. — Джек хватается за голову. — Ладно. Слушай. Я и не отрицаю, что речь шла о тебе. Не отрицаю, что ты проникла в самое… но это ничего не значит. — Он поднимает глаза. — Дело втом, что я все время думаю о тебе. И это чистая правда. Я все время думаю о тебе.
Светофор на переходе начинает пищать, призывая нас идти на зеленый. Подает мне знак устремиться прочь, а ему — погнаться за мной. Но мы почему-то не двигаемся с места. Я хочу устремиться прочь, но ноги не идут. Тело не повинуется. Должно быть, я хочу услышать больше.
— Эмма, знаешь, как мы с Питом работали, когда все только начиналось? — Темные глаза Джека прожигают меня насквозь. — Знаешь, как мы принимали решения?
Я отвечаю едва заметным пожатием плеч: мол, говори, если хочешь.
— Чистая интуиция. Стоит ли покупать это? Понравится ли то? Купили бы мы такое? Об этом мы спрашивали друг друга каждый день, сотни раз. — Джек замолкает и, очевидно, колеблется, прежде чем продолжить. — Последние несколько недель я был целиком поглощен новым проектом. И вдруг обнаружил, что постоянно спрашиваю себя: понравится ли это Эмме? Будет ли Эмма это пить? Захочет ли надеть?
Он на секунду прикрывает глаза, но тут же снова смотрит на меня.
— Да, ты проникла в мои мысли. Да, ты помогла в моей работе. Эмма, для меня бизнес и личная жизнь всегда были неразделимы. Но это не означает, что я живу в нереальном мире. Не означает, что все, связывавшее нас, было… и есть… менее реально.
Я продолжаю молчать. Джек тяжело вздыхает и сует руки в карманы.
— Я не лгал тебе. Не морочил голову. Не пытался обвести вокруг пальца. Ты заворожила меня с той минуты, как я увидел тебя в самолете. С той минуты, как взглянула на меня и сказала: «Я даже не знаю, есть ли у меня точка G!» И все. Я попался на крючок. Ты меня поймала. И дело не в бизнесе. Дело в тебе. В том, какая ты. В каждой крохотной, но очень важной мелочи. — Тень улыбки проходит по его лицу. — Начиная с привычки каждое утро выбирать любимый гороскоп и кончая решением написать письмо от имени Эрнста П. Леопольда. Планом тренировок на стене.
Горло туго перехватывает, а голова почему-то кружится. И на какое-то мгновение я почти сдалась.
Только на одно мгновение.
— Все это прекрасно, — хрипловато говорю я — горло пересохло, — но ты унизил меня. Втоптал в грязь.
Поворачиваюсь и начинаю переходить улицу.
— Я не собирался выкладывать все, — твердит Джек, шагая за мной. — И вообще не собирался ничего выкладывать. Поверь, Эмма, я сожалею о случившемся не меньше тебя. Как только передача закончилась, я попросил вырезать эту часть. Они обещали. Я… — Он качает головой. — Я не знаю… увлекся, что ли… совершенно потерял чувство меры…
— Так ты увлекся? — Меня трясет от бешенства. — Джек, ты рассказал обо мне все! Выташил на свет мое грязное белье!
— Знаю, и мне очень жаль…
— Рассказал всему миру о моих трусиках, сексуальности, покрывале… и даже не объяснил, что это прикол…
— Эмма, прости…
— Даже выложил, сколько я вешу! — Мой голос срывается на визг. — И к тому же соврал!
— Эмма, мне правда ужасно жаль…
— Извини, но этого недостаточно! Ты разрушил мою жизнь!
— Я разрушил твою жизнь? — Он как-то странно смотрит на меня. — Разве твоя жизнь разрушена? Такое ли уж это несчастье, если люди знают о тебе правду?
— Я… я… — Я даже теряюсь, но тут же беру себя в руки. — Все смеялись надо мной. Да что там смеялись, издевались! Весь отдел. Особенно Артемис…
— Я ее уволю, — решительно перебивает Джек.
— И Ник.
— Его — тоже выгоню.
Джек на секунду задумывается:
— Как насчет такого: всякий, кто посмеет издеваться над тобой, немедленно вылетит на улицу.
Вот теперь мне становится смешно.
— Боюсь, так ты в два счета останешься без компании!
— Ну и пусть. Это будет мне хорошим уроком. Научит осмотрительности.
Мы смотрим друг на яруга, жмурясь от солнца. Я боюсь прижать руку к сильно забившемуся сердцу. И не знаю, что и думать.