И тут началось! Словно открылись шлюзы. Меня засыпают вопросами. Стоит такой гам, что я даже не слышу своего голоса.
— Именно поэтому он и приехал в Англию? Повидаться с вами?
— Собираетесь пожениться?
— Знаете, по виду не скажешь, что в вас сто тридцать пять фунтов…
— У вас действительно покрывало с Барби на постели?
— А в этой лесбийской фантазии вас было только двое или…
— Вы с Джеком Харпером занимались сексом прямо в офисе?
— И поэтому бросили Коннора?
Мне с ними не справиться. Нужно убираться отсюда. И поскорее.
Не глядя по сторонам, я, пошатываясь, вываливаюсь из комнаты. Бреду по коридору как в тумане, а в голове только одна мысль: взять сумочку и бежать. Немедленно.
Вхожу в пустой отдел маркетинга, где разрываются телефоны. Во мне слишком сильна въевшаяся за год привычка. Ну не могу пройти мимо, и все тут.
— Алло? — выдыхаю я, поднимая первую попавшуюся трубку.
— Значит, так? — слышу разъяренный вопль Джемаймы. — «Тайком заимствует у соседки дорогие туфли и выдает за собственные…» Интересно, чьи это могли быть туфли? А, знаю! Ты брала их у Лиззи!
— Послушай, Джемайма, не могла бы ты… Прости… мне нужно идти, — отвечаю я едва слышно и кладу трубку.
Никаких телефонов. Бери сумочку — и вперед.
Пока я дрожащими руками застегиваю сумку, вошедшие за мной сослуживцы торопливо поднимают трубки.
— Эмма, звонит твой дедушка, — сообщает Артемис, прикрывая рукой мембрану. — Что-то насчет ночного автобуса. Говорит, он никогда больше тебе не поверит.
— Это тебя, Эмма. Из отдела рекламы «Харвиз бристол крим», — вставляет Кэролайн. — Хотят знать, по какому адресу послать тебе в подарок ящик сладкого хереса.
Откуда там узнали мое имя? Как? Неужели уже весь Лондон знает? Или секретарши в справочном успели всем раззвонить?
— Эмма, твой отец! — кричит Ник. — Твердит, что должен срочно с тобой поговорить.
— Не могу, — устало повторяю я. — Ни с кем не могу говорить. Мне нужно… нужно…
Хватаю жакет, вылетаю из офиса и несусь вниз, то и дело сталкиваясь с людьми, идущими из конференц-зала. Их любопытные взгляды жгут меня.
— Эмма!
Едва знакомая женщина по имени Фиона хватает меня за руку. Фиона весит фунтов триста и всегда требует, чтобы кресла были побольше, а дверные проемы делали пошире.
— Не нужно стыдиться своего тела! Гордитесь им! Сама мать-земля наделила вас этим телом! Если захотите посетить наш семинар в субботу…
Я в ужасе вырываю руку и кубарем скатываюсь по мраморным ступенькам. Но на следующей площадке кто-то снова цепляется за меня.
— Эй, не можете сказать, в каких благотворительных магазинах отовариваетесь? — Это девушка, которую я вообще вижу впервые. — По мне, так вы даже очень хорошо одеты…
— Я тоже обожаю кукол Барби! — На моем пути внезапно возникает Кэрол Финч из бухгалтерии. — Может, вместе организуем клуб?
— Я… мне правда нужно идти.
Я отступаю и снова бегу вниз. Но меня одолевают со всех сторон.
— …до тридцати трех мне в голову не приходило, что я лесбиянка…
— …многие не разбираются в религии. Возьмите брошюру нашего кружка по изучению Библии…
— Оставьте меня в покое! — не выдержав, ору я отчаянно. — Все! Оставьте! Меня! В покое!
Мчусь к выходу, но голоса преследуют меня, эхом отдаваясь от мраморных полов. И пока я беспомощно бьюсь в тяжелые стеклянные двери, откуда-то выплывает охранник Дейв и нахально пялится на мою грудь.
— Знаешь, крошка, лично я считаю, она у тебя в самый раз, — ободряюще заявляет он.
Мне наконец удается открыть дверь и оказаться на улице. Я бегу, бегу, бегу…
Когда выбиваюсь из сил, останавливаюсь, плюхаюсь на скамью и закрываю лицо руками.
Меня все еще трясет от пережитого ужаса.
В голове ни единой мысли.
Меня еще в жизни так не унижали.
20
— Что с тобой, Эмма?!
Я просидела на чертовой скамье минут пять. Не поднимая головы. Изнемогая от растерянности и стыда. И вот теперь в ушах опять звучит чей-то голос, перекрывающий обычные звуки улицы: шум шагов, гудки машин и рев автобусов. Мужской голос. Я открываю глаза, моргаю от слишком яркого света и очумело смотрю в смутно знакомое лицо.
И тут вдруг соображаю, что это Эйдан из безалкогольного бара!
— С тобой все в порядке? — спрашивает он. — Ничего не случилось?
А я даже не в состоянии ему ответить. Все эмоции, чувства, ощущения разлетелись по асфальту, как осколки разбитой тарелки, и я не слишком понимаю, как их вернуть.
— Случилось, — признаюсь я наконец. — Случилось. И я не в порядке. Совсем не в порядке.
— Неужели? — настораживается он. — Ну… если я чем-то могу…
— А ты был бы в порядке, если бы человек, которому ты верил, разгласил твои секреты по телевизору? Был бы ты в порядке, если бы тебя унизили перед всеми друзьями, родными и коллегами?
Ошеломленное молчание.
— Ну как?
— Э… вероятно, нет, — отвечает он.
— Именно! Ну, каково бы тебе было, если бы кто-то раззвонил на всех углах, что ты носишь женские трусики?
Эйдан бледнеет.
— Я не ношу женских трусиков!
— Знаю, что не носишь. Вернее, никогда не видела твоего белья. Просто предположи на секунду, что все-таки носишь. Понравилось бы тебе, если бы твой друг взял и выложил все в так называемом бизнес-интервью на телевидении?
Эйдан сосредоточенно хмурится. И вдруг вскидывает голову, словно что-то сообразив.
— Погоди! Интервью с Джеком Харпером, верно? Так ты об этом говоришь? Мы видели его в баре!
— Да неужели? — Я вскидываю руки к небу. — Просто фантастика! А я уже начинала волноваться! Страшно подумать, что было бы, если бы кто-то один во всей Вселенной пропустил это событие века!
— Так это ты? Это ты читаешь по пятнадцать гороскопов вдень и врешь насчет… Прости. Пожалуйста, прости. Представляю, каково тебе сейчас. Ты, должно быть, очень обижена.
— Очень. Очень обижена. И зла. И унижена.
И сбита с толку, добавляю я мысленно. Так сбита с толку, потрясена и ошарашена, что едва могу сохранять равновесие. Кажется, если попытаюсь встать, просто рухну. Всего за несколько минут мой мир перевернулся с ног на голову.
Я думала, Джек меня любит.
Я думала, мы с ним…
Неистовая боль пронзает меня, разрывая на части, и я обхватываю голову руками.
