– Шейка матки раскрылась сильнее, это добрый знак! – воскликнула она. – Теперь нужно тужиться. Мадам, постарайтесь! Вот так!
Наклонившись вперед, с надсадным хрипением роженица стала тужиться. Анжелина приготовилась воспользоваться ножницами, когда растянувшаяся плоть промежности лопнула и показались ягодички младенца.
– Все идет прекрасно, мадам! Тужьтесь!
Прошло еще десять минут, но плод так и не покинул материнское лоно. Недолгий осмотр, во время которого Перетта снова кричала от боли, показал, что головка ребенка застряла.
Анжелина выпрямилась и посмотрела на смотрителя:
– Мсье, мне придется прибегнуть к опасному акушерскому приему, который может причинить вашей супруге новые страдания. Но это – единственный шанс спасти обоих, мать и дитя. Вы разрешите мне это сделать?
– Если ты думаешь, что может получиться…
– Думаю, я сумею все сделать правильно, но мне необходимо ваше согласие. Я в неприятном положении. Бог знает в чем вы можете меня обвинить, если случится несчастье!
– Делай что нужно! – пробормотала роженица. – Я хочу, чтобы это поскорее кончилось!
И снова Анжелина возблагодарила природу и Небеса за то, что ей были дарованы такие маленькие ручки и тонкие, ловкие, почти детские пальчики – неоценимое подспорье в ее профессии. Вспоминая иллюстрации, демонстрирующие поэтапное проведение приема Морисо, которые она с таким любопытством рассматривала в свое время в Тулузе, она осторожно, щадя Перетту, производила нужные действия. Наконец получилось наклонить головку плода. Последовало выталкивающее движение, и…
– Тужьтесь, мадам, но потихоньку! – посоветовала она. – Не останавливайтесь, но и не напрягайтесь чрезмерно! Вот так! Да, да, вот так! А теперь замрите! Пуповина обвилась вокруг его шейки, нужно ее распутать. Теперь все хорошо… Браво!
Как и каждый раз, повитуха с упоением взирала на новорожденного. Дрыгая ножками и ручками, это розовое чудо вдруг зашлось громким криком.
– Это мальчик, и он просто великолепен! – воскликнула она, забыв обо всем на свете и прямо-таки светясь от радости.
Счастливое забытье продлилось считаные секунды, и все же Анжелина насладилась им сполна. Она была горда тем, что у нее все получилось, и со слезами радости смотрела на отлично сложенного карапуза, которому только что спасла жизнь.
– Господи, это парень! Перетта, милая, ты слышишь? Мальчишка! – пробормотал ошеломленный Фюльбер.
– Я хочу на него посмотреть, – попросила родильница.
– Вскоре я его вам дам, нужно немножко подождать, пока я приведу малыша в порядок. Но показать его вам я могу. Глядите!
И она приподняла младенца. Повитуха из квартала Сен-Валье оставила все необходимое, чтобы можно было перевязать и перерезать пуповину. Анжелина молча завершила свою работу. Мысленно она вернулась к Розетте, которая осталась одна в темноте и тишине подземелья.
– Мне нужна крепкая нитка! – со вздохом произнесла она. – У мадам разрыв, и его нужно как можно скорее зашить. Сейчас отойдет послед, потом может быть небольшое кровотечение. Будет лучше, если я останусь рядом с мадам до утра.
Смотритель отошел от изголовья кровати, на которой лежала его усталая, но счастливая супруга, и теперь блестящими от гордости глазами смотрел на сына.
– Мсье, можете принести теплой воды? – обратилась к нему Анжелина. – В большом тазу! Если вам не с руки, я могу это сделать сама.
– Делайте что хотите, – ответил тот прерывающимся голосом. – И я хочу вас поблагодарить! Мы уже и не надеялись на такое чудо – после шести-то лет брака!
Анжелина отметила про себя, что теперь мужчина обращается к ней на «вы». Ответив ему робкой улыбкой, она протянула матери завернутого в чистую пеленку младенца.
– Я тоже вам так благодарна! – прошептала Перетта. – Если бы не вы…
– Я выполнила свой долг, мадам, – проговорила Анжелина тихим голосом.
Некоторое время спустя вернулась повитуха из квартала Сен-Валье, ведя за собой кюре церкви, расположенной в том же квартале. Только теперь Фюльбер осознал, что даже не запер дверь на ключ и что, невзирая на кандалы, его арестантка могла сбежать. Однако счастье отцовства – еще бы, ведь у него родился мальчик! – заставило его быстро забыть об этой досадной оплошности. Что касается мадам Даге, то при виде Перетты с младенцем на руках она издала крик восхищения:
– Слава тебе, Господи! Это чудо!
– Это случилось благодаря повитухе Лубе! – отозвалась Перетта. – Она помогла малышу выбраться на свет божий! Сунула руку мне в живот, а я даже ничего и не почувствовала! Как же я рада! Я ведь была уже одной ногой в могиле!
Святой отец только теперь понял, что ему не придется никого соборовать. При упоминании имени Анжелины он замер на месте с перекошенным лицом.
– Фюльбер, что я слышу? Вы, примерный прихожанин, осмелились привести в свое жилище эту женщину? Разве ее место не в тюремной камере? Разве ей позволительно разгуливать на свободе?
– Отче, эта Лубе – опытная повитуха. Это мадам Даге посоветовала мне привести ее к супруге, и она была права! Посмотрите! Моя жена спасена, и теперь у нас есть здоровый малыш, подарок Неба!
– Обладающие талантом производить детей на свет с неменьшей ловкостью уничтожают хрупкое обещание жизни еще во чреве матери! – сердито отозвался священник. – У повитухи Лубе на руках кровь невинного младенца, и этими руками она прикасалась к вашей супруге, доброй католичке! Немедленно отведите это нечестивое создание обратно в камеру, Фюльбер! Мадам Даге позаботится о вашей жене, она свое дело знает!
Поникнув головой, смотритель сделал Анжелине знак выйти из комнаты. Она как раз собиралась еще раз осмотреть пациентку. Понимая, что возражать не стоит, молодая женщина горделиво выпрямилась и обратилась к коллеге с наставлениями:
– Нужно проследить за кровопотерей. Крови не должно быть ни слишком много, ни слишком мало. Если у мадам начнется жар, позовите доктора. Думаю, никаких осложнений не возникнет, но на протяжении двух дней я бы порекомендовала вам не спускать с пациентки глаз. До свидания, мадам Перетта! До свидания, мадам Даге!
Не проронив ни слова, смотритель снял с нее кандалы. Анжелина снова надела свои башмаки, и все это – под презрительным, леденящим кровь взглядом кюре.
«Дядюшка Жан сказал бы, что этот кюре той же породы, что и те, кто отправлял еретиков на костер, даже если речь шла о людях самой праведной жизни!» – подумала она, и сердце ее вдруг затрепетало от возмущения.
Фюльбер взял связку ключей. Он выглядел смущенным и не поднимал на Анжелину глаз.
– Господь уже простил меня! – все-таки сказала повитуха, уже стоя на пороге комнаты.
– Молчите, гордячка, заблудшая душа! – громыхнул кюре в ответ.
Казалось, еще мгновение – и он плюнет в ее сторону. Анжелина не ожидала обнаружить столько злобы в человеке, чей долг – проявлять милосердие и жить по евангельским заповедям. Смерив его изумленным взглядом, она вышла из помещения. Прохлада и темнота коридора подействовали на нее угнетающе.
