– Повитуха Лубе, вас обвиняют в том, что вы сделали аборт своей служанке Розе Бисерье, – начал судья Пенсон. – Это тяжкое преступление сурово карается законом. Но это еще не все. Как показали свидетели, вы произвели аборт юной жительнице местечка Лор Адели Сутра, которая умерла вскоре после операции.
– Это ложь! – возмутилась Анжелина. – Я имела в виду ваше второе обвинение! Что девушка умерла в результате аборта.
– Значит, вы признаете, что сделали аборт своей служанке?
– Да, но вы должны меня выслушать, чтобы знать, какие обстоятельства вынудили меня это сделать. Господин судья, поверьте, я долго колебалась, прежде чем дать свое согласие. Я приняла Розетту в своем доме, спасла ее от нищеты. С тех пор с моей помощью и при содействии мадемуазель де Беснак, моей свекрови, она научилась читать. Это так трогательно – наблюдать, как Розетта старается, как прилежно она занимается! Теперь она хочет стать учительницей.
Анжелина умолкла, сдерживая слезы утомления и страха. По телу ее пробежала дрожь, она поднесла руку ко лбу. Лицо ее внезапно стало белым как мел.
– Так и быть, присядьте! Допрос не пойдет быстрее, если вы потеряете сознание, – буркнул судья Пенсон.
– Спасибо, очень любезно с вашей стороны.
Он украдкой посматривал на арестантку, пока она брала у стены стул. Анжелина поставила его напротив судейского стола и грациозно присела.
– Что вы имеет сказать в свою защиту? – резко спросил он.
– Сначала я хочу рассказать, как мы с Розеттой познакомились. Уже много месяцев она помогает мне в работе и присматривает за порядком в доме, но для меня она – не служанка, а скорее сестра.
– Избавьте меня от этих подробностей и не пытайтесь меня разжалобить!
Если бы Анжелина была не так напугана и расстроена, смущение собеседника от нее не укрылось бы. Но в ту минуту она думала лишь о том, как изложить факты, не солгав при этом и ничего не исказив. Альфред Пенсон выслушал ее рассказ, в котором от начала и до конца Розетта играла роль трагической жертвы. Ясность и простота, с какими эта якобы богохульница повитуха Лубе описывала события, произвели на него впечатление. Спокойно, без чрезмерных эмоций и ложной стыдливости, она рассказала о мертворожденном ребенке Валентины, сестры Розетты, о том, как ей самой было тяжело, когда ее подопечная попыталась покончить с собой, о своих сомнениях, о проступке, продиктованном необходимостью спасти девушку.
– Я не хотела этого, но я понимала, что Розетта не доживет до родов. Вот, теперь вы знаете правду. Я ничего не скрыла. Но это, повторюсь, единственный раз, когда я совершила столь противное Богу и порицаемое обществом деяние. Совесть меня так мучила, что я хотела отказаться от акушерской практики, но мой исповедник отговорил меня и посоветовал искупить грех служением своим пациенткам.
Анжелина замолчала. Она заново переживала тягостный момент исповеди, когда повинилась в своем преступлении отцу Ансельму. Ей вспомнилась одна деталь: выходя из церкви, она столкнулась с молодой женщиной. Та посмотрела на нее с некоторым злорадством, что было удивительно. «Когда я была в исповедальне, мне показалось, что рядом кто-то прошел, – вспоминала Анжелина. – Позже я узнала, кто была та девушка. Николь, новая горничная из усадьбы Лезажей. Господи, она что-то услышала и рассказала Леоноре!»
Альфред Пенсон кашлянул, не переставая теребить разрезной ножичек из слоновой кости для бумаги – безделушку, которой он очень дорожил.
– Сколько патетики! – иронично заметил он. – Как будто читаешь бульварный роман для слезливых мещанок! Несчастная девушка, которую едва живой вытащили из реки, отец у которой – пьяница и кровосмеситель! Мне жаль, повитуха Лубе, однако я вынужден усомниться в вашей искренности. Достойные доверия свидетели подтвердили, что вы часто принимаете в своем доме посетителей. Так, вышеупомянутую Розу Бисерье навещает юноша из порядочной семьи, мсье Виктор Пикемаль, которому она продает себя за деньги. А о вашей внебрачной связи с Гильемом Лезажем известно едва ли не всему городу.
Теперь Анжелина знала, что арест – дело рук Леоноры. Только супруга Гильема могла так хорошо знать ее привычки и ее прошлое.
– Признайте, одних этих обвинений хватит, чтобы представить вас и вашу служанку в глазах общественности как особ безнравственных и достойных порицания! Думаю, ваш союз с Жозефом де Беснаком – результат ваших женских ухищрений. Вы забеременели и заставили его жениться и дать свое имя одному из ваших бастардов!
Эти грязные, безосновательные обвинения настолько возмутили Анжелину, что она забыла о статусе сидящего перед ней человека.
– Следите за своими словами, мсье! – вскричала она. – Вы не пытались проверить правдивость полученных сведений? Да, я совершила противоправное действие, зная, чем рискую, но это не повод обвинять меня во всех грехах этого мира!
О, как бы ей хотелось дать пощечину этому напыщенному законнику с румяным лицом и напомаженными волосами, а потом оказаться дома, на улице Мобек, и никогда его больше не видеть!
Удар кулаком по столу вернул Анжелину к реальности.
– Перед вами судья, мадам! Умерьте пыл, или к перечню ваших преступлений добавится оскорбление суда! Ваши дела и без того плохи. За неимением показаний в вашу пользу я отказываюсь верить вам на слово в том, что касается вашей служанки. Теперь рассмотрим дело девицы Адель Сутра из Лора.
– Я никогда не встречалась с этой девушкой. Я искренне сожалею, что она умерла, но я к этому не причастна. Господин судья, как акушерка я прекрасно знаю, что аборт, проведенный в условиях антисанитарии, зачастую ведет к смерти пациентки, но находятся дамы, которые идут на это. И хотя они берут за это большие деньги, на их услуги всегда есть спрос, увы! На этот отчаянный шаг обычно идут те, кого предал возлюбленный, и те, кто стал жертвой насильника. Бесчестье и сплетни – вот чего они больше всего боятся!
– А как насчет тех, кто изменяет мужьям, а потом избавляется от плода своей постыдной связи? Я прекрасно осведомлен о порочных практиках представителей низших сословий. И на это их толкают сладострастие и склонность к разврату!
Ироничная усмешка тронула губы Анжелины, и она сухо парировала:
– Полагаю, представители высших сословий демонстрируют не меньшее влечение к тому, что вы назвали «порочными практиками». Но человеку с положением и деньгами легче скрывать адюльтер и удовлетворять – опять-таки, использую ваше определение – свое «сладострастие и склонность к разврату»!
Альфред Пенсон покраснел, как маков цвет. Удар пришелся в цель. Он сам имел замужнюю любовницу, делившую с ним весьма аморальные удовольствия. Испытываемый им стыд и очевидное спокойствие прекрасной повитухи, ее красивый слог, разумная аргументация и интуитивное ощущение, что она говорит правду, – все это окончательно его разозлило.
– Вы поплатитесь за свою дерзость, мадам! – крикнул он.
– У меня создалось впечатление, что вы готовы вынести приговор без суда, – вздохнула молодая женщина.
