– Прошу вас, замолчите! – оборвал ее Луиджи, делая шаг назад. – Это была шутка, розыгрыш, и я прошу за это прощения. Я не из тех мужчин, которые изменяют любимым.
«Даже если эти любимые не очень-то щепетильны!» – добавил он мысленно.
В следующий миг он, даже не попрощавшись с Магали, пошел прочь. Оскорбленная и обманутая в своих ожиданиях женщина забарабанила в дверь с неожиданной силой.
Быстрым шагом Луиджи дошел до улицы Нобль. Он решил для себя, что не стоит разговаривать с Анжелиной, пока он в таком состоянии. Жерсанда де Беснак приветствовала его радостной улыбкой:
– Мой сын! Не думала, что ты еще зайдешь сегодня. Ты ушел так поспешно! Октавия и Анри ушли на улицу Мобек, Ан-Дао отдыхает в своей комнате, так что мы можем хоть немного побыть наедине. И я очень этому рада. Выпьем крепленого вина?
– С удовольствием, матушка!
Луиджи достал два хрустальных бокала и бутылку мадеры. Его мысли приняли новое направление. Нет, он не станет сегодня встречаться с Анжелиной. Есть другое решение. В одной из спален второго этажа в шкафу хранятся его костюм-тройка, две чистые рубашки и несколько пар башмаков.
«Переодеться, собрать туалетные принадлежности… Потом я поеду на вокзал. Примерно через час отправляется поезд на Буссан. Оттуда я доеду до Тулузы, переночую в отеле и поеду в Париж!» – пообещал он себе.
– Тебя что-то тревожит, мой мальчик? – спросила у него мать.
– Ничего серьезного, но, боюсь, ты расстроишься. Я решил побывать в столице и уезжаю сегодня же вечером. Ты не могла бы дать мне денег? Анжелина не видит в этом ничего предосудительного.
– В Париж? Сегодня вечером? Один, без нашей Энджи? Луиджи, мне кажется, ты поспешил с этим решением. Будь со мной откровенен! Что заставляет тебя уехать? Господь свидетель, как бы я хотела, чтобы вы отправились в Париж вдвоем! Я представляла себе эту поездку много раз. Анжелина перед собором Нотр-Дам! Анжелина в роскошном туалете на премьере в опере, в модном ресторане!
Жерсанда де Беснак мечтательно уставилась на пламя в камине, но уже через несколько секунд взгляд ее снова обратился к сыну.
– Мама, Анжелина не оставит своих пациентов и диспансер, чтобы поехать со мной в Париж! Если уж она и соглашается отлучиться ненадолго, то только в компании Гильема Лезажа!
Пожилая дама вскрикнула от удивления. Луиджи уже не радовала мысль, что он посвящает мать в столь неприятные для себя обстоятельства.
– Что ты такое говоришь? – пробормотала мадемуазель Жерсанда. – Я так обрадовалась, что мы все вместе переезжаем в июле в Лозер… Что стряслось? Я же вижу, ты сам не свой!
– Мамочка, дорогая моя, простите! – пробормотал он, опускаясь на колени возле ее кресла и беря ее за руки. – Розетта – милое существо, но поговорить по душам я могу только с вами. Я тоже очень обрадовался и спешил вернуться на улицу Мобек два часа назад, чтобы расцеловать мою прекрасную супругу и поделиться с ней нашими планами. Что мы будем разводить овец ради шерсти и обустроим для нее новый диспансер в охотничьем домике. Но, когда я пришел, выяснилось, что Анжелина уехала с Гильемом. Я не удивился, решил – все дело в дневном визите Клеманс Лезаж и в этих разговорах о смерти ее свекрови, мадам Эжени Лезаж. И все-таки на душе было неспокойно. Что, если этот человек решит выместить зло на Анжелине? Мама, мне нужно на время уехать, на неделю или на две, потому что я видел, как моя жена и Гильем целовались!
Бледность Жерсанды уступила место румянцу возмущения. Руки ее задрожали, а взгляд стал рассеянно блуждать по гостиной, в изысканном декоре которой она всегда чувствовала себя умиротворенной. Теперь комната вдруг показалась ей мрачной и темной.
– Господи… – со вздохом проговорила она.
– Господь тут ни при чем, матушка.
Жерсанда замерла в своем кресле. Ее охватило возмущение. Выпрямившись, она произнесла уверенным тоном:
– Луиджи, ты решил уехать в Париж, не выслушав объяснений Анжелины? Это трусость! Попробуем рассуждать здраво. Никогда Энджи, это мужественное и порядочное дитя, которое выросло у меня на глазах, не поступила бы так дурно. Этот грубиян Гильем наверняка ее принудил! Вспомни, ему случалось применять насилие, и когда-то ты сам встал на защиту Анжелины в подобной ситуации. Мы все прекрасно помним ту вашу встречу. Послушай меня, мой сын! Иди и поговори с твоей, как ты говоришь, прекрасной супругой, и, если она скажет, что Гильем со всей его немощью ей дороже, чем ты, я благословлю твою парижскую эскападу. Сын, ревность ввела тебя в заблуждение! Неужели Анжелина стала бы умолять нас уехать из Арьежа, если бы у нее в планах было возобновить отношения с этим человеком?
Прочувствованные речи матери поколебали уверенность Луиджи. Он словно бы очнулся от кошмарного сна и сам испугался того, что чуть было не сделал. Понять, почему он так торопился уехать, тоже было несложно.
– Ты говоришь правду, мама, – согласился он. – Это только предлог, чтобы уехать! Хотя видеть, как тебя предают, – это мучение! Полагаю, любой на моем месте назвал бы это предательством. Тебе я открою сердце и ничего не стану скрывать. Я страдал, видя ее в объятиях бывшего любовника, и мне до сих пор больно об этом думать. Как можно любить человека и одновременно его ненавидеть?
Жерсанде показалось, что она видит перед собой отца Луиджи, бродячего актера, который боготворил Шекспира и пытался препарировать каждую свою эмоцию с тем, чтобы лучше выразить ее на сцене.
– Уильям задавал себе тот же вопрос, – грустно сказала она. – Я рассказывала тебе о нем, но, наверное, меньше, чем следовало. Когда мы переберемся в Лозер, у нас будет на это время.
– Сказать по правде, я не решаюсь расспрашивать об отце. В застенчивости тут дело или в нежелании причинить вам боль – я не знаю.
– Это не важно. Ты очень похож на своего отца, и это меня радует и удивляет. Он умер до твоего рождения, тем не менее ты унаследовал многие его повадки и переменчивость нрава. Как и ему, тебе сложно выбрать свой путь в жизни. Я же вижу, ты тоскуешь по былой свободе. Раньше ты никому ничего не был должен, заботился только о себе, а потом вдруг ты – сын, муж, брат и в недалеком будущем – отец…
Прозорливость матери окончательно смутила Луиджи. Он в очередной раз посмотрел в глаза своим настоящим страхам.
– Ты читаешь в моей душе, словно в книге, матушка! Да, это правда, отцовство страшит меня! У семейной жизни свои преимущества, но я часто чувствую себя пленником, от которого к тому же мало толку. Я и раньше был ни на что не годен – разве только смешить голодных детишек в деревнях и стариков, сидящих у дверей своих хижин. Стоило мне заиграть на скрипке, как люди начинали улыбаться. Но это еще не все. Я хотел бы, чтобы Анжелина отказалась от практики. Я пытался говорить с ней об этом, но она сразу сердится. Она держится за свою работу, словно та ей дороже, чем наша любовь.
– Нельзя быть таким бескомпромиссным, Луиджи. Мое мнение – Энджи просто очень любит свое дело, и она поклялась заниматься им в память о матери. Энтузиазм дебютантки в ней еще не угас, так что пускай набирается опыта, работает в свое удовольствие. Возвращайся домой, и, я уверена, все сразу прояснится. И перестань вести себя как избалованное дитя! Да, ты лишился былой свободы, но все равно свободен, свободен и богат, и это открывает множество возможностей. Что касается ребенка… Ты увидишь его и сразу полюбишь!
