– Анжелина, будьте честны со мной, будьте искренни! Я должна знать правду до того, как попытаюсь уличить Леонору в обмане!
– Говорите, Клеманс, и обещаю, я буду с вами откровенна.
– Зимой 1878 года, в сочельник, вскоре после рождения вашего ребенка, возле церкви вы встретили мою свекровь и говорили с ней, после чего с мадам Эжени приключился приступ. Это правда? Да, я знаю об Анри, Гильем рассказал мне. Так что я все знаю, кроме этой детали. Что вы скажете?
Испуганное выражение лица и отблеск паники во взгляде собеседницы говорили красноречивее слов.
– Боже мой! Значит, это правда… – прошептала Клеманс. – Возьмите себя в руки и рассказывайте!
– Что вы хотите услышать? Я была в совершенной растерянности. Я родила ребенка в одиночестве, в пещере, и оставила его у кормилицы в долине Масса. Я думала, что в сочельник увижу Гильема на мессе и он придет к отцу просить моей руки. Но Гильема не было в церкви. Я увидела, как мадам Лезаж садится в коляску. Она была одна, и я набралась смелости, подошла и спросила, здоров ли ее сын и скоро ли он вернется во Францию. Клеманс, ваша свекровь меня ненавидела, как и всю мою семью. Она стала меня оскорблять, обозвала потаскухой и ударила по руке, а потом объявила, что Гильем женился на девушке своего круга, родовитой и богатой. У меня остановилось сердце, а потом мною овладел такой гнев, что я сказала, чтобы она написала своему сыну, что у него теперь есть здоровый и хорошенький сын. Признаю, стоило мне отойти, как мадам Лезаж стало дурно. Мне до сих пор стыдно, что я так себя повела. Как если бы это по моей вине она умерла… Я испугалась, побежала в церковь и стала молиться. Когда отец Ансельм спросил, почему я так горюю, я ему солгала.
Клеманс холодно процедила:
– Сдается мне, вы лжете часто и без малейших затруднений, Анжелина. Даже от Гильема вы скрыли, что имели отношение к преждевременной кончине его бедной матери!
– Да, скрыла! А как бы я могла ему об этом рассказать, если делала все возможное, чтобы скрыть от него существование сына? И это было правильное решение, поскольку теперь, как мне кажется, у меня не будет ни минуты покоя!
– Вполне возможно. Наш кучер рассказал о том разговоре возле церкви моему свекру, и сегодня, едва увидев ребенка, он догадался, кто его отец и мать. На этот момент последняя поломойка в мануарии уже знает, что у мсье Гильема есть внебрачный сын. Анжелина, вы вздрогнули, стоило мне упомянуть Макэра. Это он поведал мсье Оноре о том разговоре… о вашем злодеянии. Правда, если бы не стремление Леоноры вам навредить любыми способами, мы бы никогда об этом не узнали. Я подозреваю, что она платит слугам за то, чтобы они собирали компрометирующие вас слухи. Но рассказ Макэра – не домыслы, а серьезное свидетельство против вас, признайте это!
Глаза Анжелины наполнились слезами, однако она еще пыталась оправдываться:
– Я была так молода! Гильем оставил меня… И я не могла знать, что у мадам Лезаж больное сердце. Доктор Бюффардо рассказал об этом, но уже после ее похорон. Оказалось, что за месяц до той нашей встречи у нее уже было два серьезных приступа. Быть может, она умерла бы в тот вечер, даже если бы мы с ней не разговаривали.
– Может и так, не стану спорить. А может и нет… До свиданья, Анжелина! Думаю, мало-помалу вы изведете всех Лезажей.
Клеманс надела шляпку, рукоятью хлыста сбила с юбки пыль. Бросив на собеседницу последний, презрительный взгляд, она пошла прочь.
– Клеманс, поверьте, я не желала никому зла ни тогда, ни теперь, и вы прекрасно это знаете!
– Говорят, дорога в ад вымощена благими намерениями, – язвительным тоном произнесла Клеманс.
Ее лошадь отозвалась ржанием на голос хозяйки, послышалось характерное поскребывание копытом о камни мостовой. После недолгого колебания Анжелина последовала за невесткой Гильема на улицу. Гнедой мерин, которого оседлали для Клеманс сегодня, фыркал и натягивал поводья, привязанные к кольцу в стене.
– Тише, мой красавец! Ты весь в поту, но мы поедем медленно, потихоньку! – сказала хозяйка, поглаживая его по шее.
– Клеманс, не судите меня так строго! Постарайтесь понять!
– Поберегите ваши мольбы для Гильема. Он еще сомневается в вашем умении скрывать свои прегрешения.
Эта реплика произвела на Анжелину эффект холодного душа. Дрожь пробежала по ее телу. Неизвестно почему, но она вдруг вспомнила, как избавляла Розетту от ребенка – плода кровосмешения и насилия. Ничего не ответив, она закрыла обитые железом ворота и вошла в тень аркады. От серой плитки, которой была выстлана дорожка, веяло прохладой. Едва слышно Анжелина прошептала:
– Что-то должно случиться! Я это чувствую…
Ей хотелось плакать. Теперь Оноре Лезаж, Леонора, Клеманс, ее муж и вся челядь в мануарии знают, что у них с Гильемом есть сын. Даже думать об этом было невыносимо. Грудь у Анжелины стеснилась, и, глотая слезы, она опрометью бросилась в гостиную.
– Мадемуазель, дорогая моя мадемуазель! Луиджи! Я передумала! Я хочу, чтобы мы все перебрались жить в Лозер! Если мы останемся здесь, случится несчастье, я в этом уверена! Переедем в следующем месяце, пока не началась жара. Ребенок родится уже там, в доме своих предков.
Сквозь пелену слез Анжелина увидела шесть обращенных к ней удивленных лиц. Жерсанда стояла бледная, приоткрыв от удивления рот. Октавия, наоборот, покраснела. Лицо Ан-Дао выражало изумление. Глаза Луиджи блестели сильнее обычного, и вид у него был озадаченный. Розетта казалась огорченной, а маленький Анри выронил свои косточки для игры в бабки.
– Энджи, что-то случилось? – спросила пожилая дама. – Это как-то связано с визитом той дамы, Клеманс Лезаж? Что такое ужасное она тебе сказала, что ты теперь сама не своя?
– Что стряслось? Рассказывай! – подхватила домоправительница, которая сразу подумала о своем давнишнем воздыхателе. Он намеревался в скором времени перебраться в Комон, до которого из Сен-Лизье можно было доехать поездом за пятнадцать минут.
– Я все расскажу позже, когда с нами не будет Анри, – пробормотала Анжелина. – Есть вещи, которые детям слышать не нужно.
– Ты должна еще раз все обдумать, Энджи! Представь, как расстроится твой отец! – сказала Розетта.
На самом деле она думала о своем поклоннике Викторе. Станет ли он приезжать к ней на свидания в Лозер? Вряд ли.
Ан-Дао встала, кивком попрощалась и покинула комнату. Она справедливо рассудила, что предстоящий разговор ее не касается. Куда бы ни отправилась Анжелина де Беснак, она последует за ней – даже если придется жить в лесу или на самом краю света. Напуганный происходящим Анри спрятал лицо в переднике Октавии.
– Энджи, дорогая, что стряслось? – спросил Луиджи. – Расскажи нам, что хотела от тебя Клеманс, а потом мы решим, что делать.
Сен-Жирон, в доме на улице Вильфранш, в то же самое время
Леонора сосчитала удары колокола расположенной по соседству церкви, вздохнула и потянулась – обнаженная, на груде смятых простыней.
