Судья Мюнос поблагодарил Розетту. Тяжело дыша, вся в слезах, девушка вернулась на свое место. Испытание, которого она так боялась, осталось позади. И не облегчение она сейчас испытывала, а странное, головокружительное ощущение свободы. Ей ни капельки не было стыдно, и, каким бы мучением ни было вспоминать весь этот кошмар – худшие дни ее недолгой жизни, – душу ей согревала уверенность, что это следовало сделать хотя бы ради Анжелины.
– Все закончилось, моя хорошая, теперь можно и успокоиться! – сказала ей Анжелина. – Ты держалась молодцом!
– Теперь мне легче. Ты права, все закончилось!
Далее заседание пошло по накатанной колее. Судья опросил свидетелей – почтенного доктора Бюффардо, лечившего Розетту после перелома, и Виктора Пикемаля. Юноша вышел свидетельствовать в форме, одним своим видом внушая доверие. Его семью в Сен-Жироне хорошо знали и уважали. Он был решительно настроен поддержать невесту. С энтузиазмом он рассказал присутствующим, как они с Розеттой познакомились и как, по прошествии некоторого времени, она открыла ему свою страшную тайну, уверенная, что он отвергнет ее, не станет связывать судьбу с такой, как она, – обесчещенной, недостойной любви.
– Но я и теперь восхищаюсь мужеством Розетты! – заявил он. – Я полюбил эту девушку еще сильнее за ее честность и за то, что она сумела сохранить достоинство, несмотря на все пережитое. И все те мерзости об этих двух женщинах, опубликованные в газетах, меня возмущают! Как можно их обвинять в порочности и разврате?
– Благодарю вас, мсье!
– Хорошо, что я сумел вправить этому желторотику мозги! – прошептал Жан Бонзон, касаясь руки Луиджи. – А этой крошке характера не занимать! Нужна смелость, чтобы вот так рассказать зевакам о своем позоре!
Судя по всему, Лезажи испытывали сходные чувства. Клеманс вытирала слезы, а ее супруг, который никогда не отличался мягким нравом, растрогался не меньше, чем Оноре и Гильем. Последнему не терпелось доказать всем, что Анжелина – воплощение добродетели.
Однако взгляд черных глаз судьи Мюноса устремился вглубь зала, где нарастал рокот недовольства. Он снова потребовал тишины, после чего звучным голосом провозгласил:
– Перед тем как предоставить слово мэтру Ривьеру, адвокату обвиняемых, считаю необходимым выслушать свидетелей защиты, они расскажут суду о профессиональных качествах акушерки Анжелины де Беснак. Вызываю для дачи показаний мадам Даге, которая заявила о своем желании свидетельствовать в пользу обвиняемой.
Повитуха из квартала Сен-Валье, принаряженная по этому случаю, вышла к барьеру. Повторив слова клятвы, она улыбнулась Анжелине и заговорила:
– Когда мадам де Беснак находилась в подземной камере в здании суда, под надзором мсье Фюльбера Саррая, у мадам Саррай начались роды, и меня позвали ей помочь. Скоро я поняла, что ребенок идет вперед попкой. Это, господин судья, большое затруднение для роженицы и плода и часто заканчивается смертью обоих. А я знала, что лучшая акушерка департамента находится буквально у нас под ногами – это повитуха Лубе, которая училась в Тулузе. Ночью позвать доктора не так-то легко, поэтому я посоветовала мсье Сарраю привести арестованную наверх. И она спасла жизнь моей пациентке и ее малышу – могу поклясться в этом перед Богом – с помощью сложного акушерского приема, который ни я, ни кто-то другой не смог бы применить. Мне не раз приходилось видеть повитуху Лубе у постели пациенток, господин судья, и я могу сказать, что она – хороший человек, скромная и серьезная. А уж как она обрадовалась, когда помогла родиться этому малышу, которого доктор разрезал бы на куски прямо в чреве его матери!
– Благодарю вас, мадам Даге!
Следом за повитухой, свидетельство которой произвело на публику благоприятное впечатление, выступили несколько бывших пациенток Анжелины. Каждая с воодушевлением рассказывала о профессионализме повитухи, ее ласковом обращении с роженицей и младенцем, ее высоких моральных качествах.
– Мое дитя появилось на свет мертворожденным! – так начала свой рассказ мадам Люсьена Мессен из местечка Гажан. – Повитуха Лубе, которая помогала мне при родах, предложила нам с мужем усыновить здорового новорожденного мальчика, которого его матери, вдове, пришлось бы отдать в приют, потому что ей не на что было жить. Повитуха тогда сказала, что очень печально отдавать малыша в приют, в то время как у меня есть и молоко, и нерастраченная материнская любовь. Сейчас нашему Пьеру годик, и он – наша радость и счастье!
– Если бы не повитуха Лубе, я бы умерла! – заявила Аржантина, симпатичная белокурая жена рабочего с улицы Нёв. – Мой супруг и все родственники уже отчаялись, и другая повитуха, Магали Берар, предложила позвать ко мне Анжелину.
– Я знаю Анжелину много лет! – уверенным тоном провозгласила хозяйка таверны Мадлена Серена. – Когда Фаншоне, моей единственной дочке, пришло время рожать, я испугалась за ее жизнь. Но повитуха Лубе меня быстро утешила, и с ее помощью дочка благополучно разродилась. Еще скажу, что повитуха открыла специальный диспансер, где осматривает новорожденных, и там всегда очень чисто и опрятно.
– Эта молодая дама следует велениям своего сердца! – с этими словами обратилась к судье и присутствующим женщина по имени Ирена. – Мой супруг постучал в ее дверь, когда у меня начались роды, а у нас тогда еще не было жилья, все вещи были в повозке. Повитуха устроила меня в своем доме, там я и родила мою крошку, которую назвала Анжелой в честь повитухи Лубе! А потом ее муж подыскал для нас дом на дороге в Ториньян
[29]
.
После свидетельских показаний Сидони, супруги Жана-Рене Саденака, которая восхваляла доброту и профессиональные умения Анжелины, к судье подошел секретарь и что-то зашептал ему на ухо. Судья нахмурился, но кивнул. После тщательного изучения дела повитухи Лубе он сделал свои выводы. Его предшественник, судья Пенсон, сказал, что не нашел других свидетелей обвинения, кроме Леоноры Лезаж и ее служанки, поэтому неожиданно возникшее обстоятельство его не обрадовало.
Через несколько минут жандарм подвел к свидетельскому месту мужчину лет сорока в воскресном костюме. Мюнос обратил на него внимание, когда тот махал кулаками и выкрикивал ругательства.
– Мсье Сутра, раз уж вы решились нарушить регламент, требуя справедливости и возмездия, мы вас слушаем! – обратился к нему судья.
– Да, я требую справедливости, потому что вижу: никто слова не говорит против повитухи Лубе! А я точно знаю: это она убила мою дочку Адель! Я не знал, что моя девчонка встречается с каким-то хлыщом, и она не сказала, что он ее обрюхатил. А теперь она на кладбище! Бедняжка стащила деньги из ящика в буфете, ясное дело, чтобы заплатить этой «делательнице ангелов». Сосед прочитал мне статью из газеты и сказал: «Дружище Сутра, теперь понятно, кто виноват в смерти твоей девчонки!»
Анжелина в возмущении вскочила на ноги.
– Мсье, я никогда не видела вашу дочь и сделала один-единственный аборт – Розетте. Мне вас искренне жаль, но, клянусь, в смерти вашей дочери виновата не я.
