Она насторожилась, увидав, что стражник начал отпирать
ворота, и услышав стук колес. Из ворот испанского посольства выезжала карета с
занавешенными окнами. На миг тревога сжала Дашино сердце — а вдруг Алекс в этой
карете уезжает куда-то? — но тотчас почувствовала, что нет — его там нету.
Она пригнулась, чтобы не было видно седокам, буде кто решит выглянуть из-за
шелковых черных занавесей, и под прикрытием кареты проскользнула в ворота. Со
всех ног, оскальзываясь на брусчатке, бросилась к дверям здания, стоявшего чуть
в глубине просторного двора, каждое мгновение ожидая грубого окрика, однако,
похоже, никто не заметил ее появления. Теперь оставалось только войти в дом.
Что ждет ее там? Привратник вышвырнет с порога? Или дозволит увидеть того, к
кому она так самозабвенно прорывалась?
«Господи, хоть ты и отвратил от меня взор твой и руку твою,
помоги сейчас! Господи, помоги!» — всей душой взмолилась Даша и потянула на
себя тяжелую дверь. Никого.
Скользнула в просторные сени, пол которых был не деревянный,
как во всех домах, а мощенный плитами, словно двор. Даша замерла, оглядывая
высокий потолок, просторную лестницу с перилами, темные картины, повешенные в
простенках. Вокруг царил полумрак, было холодно, почти как на улице. Она
шмыгнула носом — и вдруг с ужасом обнаружила, что с ее намокшего платья течет,
что вокруг уже образовалась маленькая лужица. Мало что украдкой пробралась в
чужой дом, так еще и грязищу тут развела! Нечего стоять, надо поскорее сделать
то, зачем пришла, а потом...
Даша постаралась отогнать от себя мысли о том, что же она
будет делать потом, и, подхватив юбки, кинулась вверх по лестнице. Взбежала на
другой этаж — и растерялась. Просторная роскошная зала, а кругом нее —
множество дверей. В какую же войти?
Издалека послышались быстрые, решительные шаги. Привратник?
Слуги? Сам господин испанский посол?!
Нет, нельзя, чтобы ее увидели!
Перепуганная Даша рванула первую попавшуюся дверь. — И
не поверила своим глазам, увидев тихую игру пламени в камине. Безотчетно
потянулась к огню, сделала несколько шагов — и вздрогнула, почувствовав, что не
одна в комнате.
Оглянулась.
Сбоку от камина стояло большое кресло, а в нем сидел
бледный, изможденный, казавшийся еще более худым и усталым в своем черном
бархатном камзоле человек...
Алекс!
Мгновение он смотрел на Дашу с таким же полудетским,
недоверчивым изумлением, как она на него, а потом медленно поднялся с кресла и
двинулся к ней.
Она тоже шагнула к нему, и наконец они встретились.
Увы, напрасно Даша надеялась, что ее «вторжение на
территорию иноземного государства» осталось незамеченным. Лишь только она под
прикрытием кареты проскользнула во двор, как ее увидел Хуан Каскос, первый
секретарь посла.
Он стоял у окна своего кабинета во втором этаже, нервно
одергивая пышные манжеты и провожая тоскливым взором карету с милым другом
Иаковом, который сегодня уехал на прогулку один, наотрез отказавшись, чтобы
Каскос его сопровождал. Хуан прекрасно понимал причины такой категоричности.
Причина, впрочем, была одна, звали ее (вернее, его!) — Хорхе Монтойя.
Право слово, при всей своей ревности и ненависти к этому
мерзавцу, авантюристу, бабнику, разбившему союз двух давних любовников,
казавшийся нерушимым, при всех страданиях, которые причиняла Каскосу
необъяснимая страсть герцога к своему переводчику, Хуан порою почти желал,
чтобы Монтойя ответил наконец Иакову взаимностью. Каскос не сомневался: уже
после одного свидания де Лириа убедился бы, что сменял алмаз на уголь. Хорхе
Монтойя слишком любит женщин, чтобы доставить истинное наслаждение мужчине!
Ведь истинная любовь жадна и деспотична, она ревнива, и если дает одно, то
непременно забирает другое. Да, если бы Монтойя склонился к мольбам герцога, то
очень скоро оказался бы отвергнутым Иаковом. Пережив разочарование в новом
любовнике, герцог вновь бросился бы в объятия верного друга Хуана, и страсть их
вспыхнула бы с новой силой, подобно тому как заново разгорается почти погасший
костер, когда в него подбросишь сухих щепок. Как говорят московиты, милые
бранятся — только тешатся!
К несчастью, Хуан Каскос уже не один раз убеждался, что
здешние обитатели — все как один недоумки. Даже их пословицы, которые вроде бы
являются средоточием житейской мудрости, не имели никакого отношения к
действительности! Милые бранились, бранились, бранились до бесконечности — до
унылой, отчаянной бесконечности...
Хуан Каскос смахнул слезы, которые в последнее время то и
дело подкатывали к глазам, — и увидал девушку в неуклюжем, промокшем
платье, которая украдкой вбежала во двор, огляделась, словно не зная, что
теперь делать, — и опрометью бросилась к дверям.
Раны Господни! Вход женщинам в посольство вообще был воспрещен,
даже среди прислуги не держали ни одной особы этого презренного пола. Каскос
был возмущен ротозейством стражника и положил непременно прогнать его. На
страже, понятное дело, стоял один из наемных московитов, а если этим варварам
безразлично, что происходит в их собственной стране, то разве способны они
охранять как надлежит другую?
Ничего, сейчас презренная девочка вылетит из здания
посольства, будучи вышвырнута привратником. Уж верный Хосе-Родриго не оплошает!
Каскос улыбнулся, предвкушая это удовольствие: видеть
женщину униженной, — и прильнул лбом к стеклу, чтобы не упустить приятного
зрелища. Однако минуты шли, а дверь посольства не отворялась и из нее никого не
выбрасывали.
Иисусе сладчайший! Да неужели Хосе-Родриго тоже заразился
туземной расхлябанностью и куда-то отлучился с поста?! Каскос почувствовал себя
оскорбленным за всю Испанию и ринулся самолично наводить порядок. Девка небось
уже до второго этажа добралась! Надо ее немедля вышвырнуть!
Комната Каскоса находилась в дальнем крыле, и он, к
несчастью, опоздал: на лестнице и в холле что первого, что второго этажа никого
не было, Каскос постоял, растерянно озираясь, потом снова вспыхнул гневом,
увидав мокрые потеки на полу, где туземка насвинячила своими грязными
ногами, — но тотчас усмешка коснулась его рта. Он снова поднялся на второй
этаж, внимательно всматриваясь в следы мокрых ног.
Настроение внезапно улучшилось. Как забавно! Он словно бы
идет по звериному следу!
Отпечатки мокрых ног покружились по холлу и остановились у
одной из дверей. Каскос нахмурился. Это была дверь пресловутого Монтойя. Вот те
на! Наш бабник докатился уже до того, что принимает любовниц на территории
посольства!
