Прочие инциденты вселяли сопоставимый ужас – сплошные «в последний раз видели» и символические детали: медальон Софи Экта, карандашный рисунок Джессики Карр (черная рыба), обнаруженный у нее в постели родителями после ее пропажи. К сожалению (и неудивительно, если учесть, что уж Кордова-то умел заметать следы), ни одна подробность не выводила на режиссера напрямую – никаких параллелей с фильмами, никаких показаний о появлении таинственного человека с клеймами черных очков вместо глаз.
Ничего – а потом одна хилая зацепка.
Школьный шкафчик Лоры Хелмзли взломали за неделю до ее побега, и она пожаловалась школьной администрации, что пропал ее дневник. Эта деталь смутно перекликалась с эпизодами, которые описывал анонимный «Джон». Что случилось – Кордова украл дневник, надеясь, что Лора окажется равнозначной заменой Сандре? Полиция считала, что Лора попросту сбежала со своим взрослым парнем. Их засекла видеокамера в авторесторане «Уайт-Касл» через два дня после Лориного исчезновения.
Но десять с лишним лет от нее не слышно ни словечка.
Не прочтя про галлюциногенные растения, я бы поверил и в альтернативную версию, а именно: мир распахнул пасть и проглотил всех этих людей целиком. В случае Кёрта Салливана других логических объяснений и не находилось: он исчез на тридцати ярдах легкопроходимой походной тропы в заказнике «Дикий лес равнин Муз-ривер» (94 мили от «Гребня»). Отошел от родных, побежал обратно в лагерь надеть носки подлиннее, свернул – и больше его никто не видел. Шестьсот человек, в том числе американские ВВС, отправились на поиски, но так и не выяснили, куда мальчик подевался.
Тени себе на уме, смертные проклятия и проклятия дьявола, реки, что текут чернотой, и твари с корой вместо кожи, а также мир, где в любой момент кто угодно может невзначай провалиться в незримую щель и исчезнуть, – после того, что произошло со мной в «Гребне», я вполне готов был рассматривать и такие версии. В конце концов, все мое расследование приоткрывало краешек подобной реальности, так? Окраину бесконечно загадочного мира, окутанного необъяснимыми вопросами, да? Отнюдь не исключено, что Кордова безумец, что в жизни своей и работе он порушил все границы между фантазией и реальностью, но ведь некие силы в «Гребне» он укротил – уж не знаю какие? Это-то правда? Я же своими глазами видел?
Я уже сам не понимал, во что верю. Логика подсказывала, что я просто передознулся дурьим зельем. И вообще, зачем Кордова – ну, или Попкорн – лелеют эту оранжерею, где токсичной флоры хватит, чтобы уничтожить целую армию?
Я читал и читал досье пропавших без вести, ткань загадок расползалась на миллион нитей. И однако я записывал всякие подробности, невнятные новые повороты сюжетов, помянутые в местных газетах и блогах о пропавших. Когда мозг уже грозил лопнуть, я отодрал себя от компьютера и решил навестить «Клавирхаус».
Если Сандра в детстве частенько туда захаживала, как утверждал Хоппер, не помешает поговорить с людьми, которые помнят ее по тем временам. Может, Питер Шмид поможет мне кого-нибудь найти.
Но, приехав туда, я в потрясении обнаружил, что случилось нечто странное – ну, или вовсе не странное, если учесть предмет моих исследований в прошедшие трое суток.
Питера Шмида не было.
104
– В каком смысле? – спросил я.
– Уволился, – пояснил юнец за стойкой.
– Когда?
– Две недели назад.
– И куда он делся?
– Без понятия. Довольно внезапно получилось. Мистер Райзингер, наш владелец, здорово злился, у нас теперь сотрудников не хватает. Я-то стажер. Но у Питера были проблемы, так что вот.
– А его телефон у вас остался?
Парень нашел телефон, и я позвонил, выходя из магазина. «Фацьоли», на котором играла Сандра, по-прежнему стояло в витрине.
Я в недоумении застыл на тротуаре. Робот объявил мне, что номер не обслуживается.
Непонятно, что это значит, – но понятно, что дело нечисто.
Я поймал такси и вскоре уже шагал по вестибюлю «Кампаниле». Я узнал круглолицего консьержа – он тоже дежурил в тот день, когда я разговаривал с Гарольдом.
– Я ищу Гарольда, – сказал я.
– Он тут больше не работает. Он на Пятой теперь, сладкое место. Шикарный какой-то дом, белые перчатки…
– Какой дом? Мне нужен адрес.
– Он не сказал.
– Мне нужно наверх к Марлоу. – Я протянул ему визитку. – Я друг Оливии Эндикотт.
– Марлоу?
– Марлоу Хьюз. Квартира одиннадцать ноль два.
Он заерзал.
– Ну, э-э, мисс Хьюз как бы это… не дома.
– А где она?
– Мне нельзя вдаваться в детали.
Паника скрутила меня. Я вручил консьержу стольник, который он тотчас бодро прикарманил.
– Ее в клинику отправили, – тихонько сказал он. – С ней был несчастный случай. Но она ничего, жива.
– А в квартиру ее не пустите?
Он покачал головой:
– Простите, нет. Туда никто не заходил, с тех пор как…
– Я знаю, что Оливия за границей, но позвоните ее секретарше. Она разрешит.
Он недоверчиво скривился, но терпеливо подождал, пока я отыщу номер.
– Ага, здрасьте, – сказал он в трубку, когда я набрал цифры. – Это из «Кампаниле». У меня тут один джентльмен. – Он, прищурившись, уставился на визитку. – Скотт Макгрэт. – Он начал было излагать, но осекся.
А затем его лицо, только что такое дружелюбное, резко омрачилось. Он глянул на меня, явно напрягшись, и, ни слова не сказав, дал отбой. Выпрямился, вышел из-за стойки и указал мне на дверь:
– Идите-ка отсюда, мистер.
– Скажите, что́ она вам ответила.
– Если будете здесь кого донимать, я полицию позову. Оливия Эндикотт вас знать не знает.
Снаружи я обернулся – у меня отнялся язык, – но он, блистая глазами, непреклонно воздвигся в дверях.
Я быстро зашагал по тротуару.
Свернув за угол, сам набрал номер секретарши Оливии. Та сняла трубку тотчас.
– Скотт Макгрэт. Это что за ерунда сейчас была?
– Прошу меня извинить, сэр. Я не понимаю, о чем вы…
– Кончайте. Что вы сказали консьержу?
Она помолчала – видимо, раздумывала, прикидываться ли дурочкой. Затем холодно, отрывисто произнесла:
– Миссис Дюпон предпочла бы, чтобы вы больше не общались ни с ней, ни с членами ее семьи.
– Мы с миссис Дюпон сотрудничаем.
– Уже нет. Впредь она не желает иметь никакого касательства к вашей деятельности.
Кипя, я повесил трубку, позвонил в управляющую компанию «Кампаниле» и спросил домашний номер Гарольда.
