– За карточным долгом, – подсказала Клеопатра.
– Я Евстафию приказала: зови господ в гостиную, я сама с ними прежде поговорю. А ты беги за Матвеем. Приехала в гостиную, а там пусто. Хорошо, говорю, я негордая, сама к вам в сени съеду. И очень они мне не понравились. Вид у них был отнюдь не шалопаистый, а казенный, глаза холодные, как у мороженых судаков. Один в чине капитана, другой, холеный такой, в алом кафтане, парик черный, как сажа. Я спросила: господа, какое у вас дело до моего племянника? А они мне: об этом мы сами его известим. Тут явился Матвей и очень удивился: что вам угодно? То есть он этих субчиков первый раз в жизни видит. Капитан говорит:
– Вы князь Козловский? Извольте следовать за нами.
А Матвей эдак с усмешкой:
– А если не последую?
– Тогда мы будем вынуждены прибегнуть к силе.
– Могу я попрощаться?
Варвара Петровна, до этого сдержанная и почти спокойная, всплеснула руками, подбородок ее задрожал:
– Вообразите! Он у этих двух еще разрешения просит, чтоб тетку родную поцеловать, каково? Не-ет, я найду на них управу! Я генерал-аншефа вдова, меня Родина знает! Матвей, конечно, бездельник, он бутылку любит, он по срамным бабам шляется, но ведь это все по молодости. Обломает его жизнь, и станет он, как все, приличен! Не то я что-то говорю. Клеопатра, не реви! Он нагнулся ко мне, шею обхватил. Я думала, он мне шепнет что-нибудь в ухо-то, объясняя, мол, в рожу большому чину заехал или секундантом где-то опять подрядился. А он мне и говорит: позаботьтесь о сестре, теперь она совсем одна останется.
– Ой, беда моя, – простонала Клеопатра, – не понимаю ничего.
– А может, он из молодого форсу так сказал, Родион Андреевич? Может быть, все это не более чем молодеческие дурацкие подвиги? Слышала я, что от безделья-то молодые люди вытворяют. Объясни мне, старухе.
– Объясню. – С непередаваемой печалью Родион смотрел на Клеопатру. – Это арест. Я не хочу вас пугать, но думаю, дело серьезное.
4
Настоящая беда редко осмысливается нами сразу. Даже смерть мы поначалу не можем воспринять как свершившийся факт. Только что человек дышал и говорил, а потом сердце стукнуло последний раз и грудь опала с последним выдохом. А ты, живой, смотришь на то, что стало уже телом, трупом, и, не желая примириться со свершившимся, думаешь: зачем я ушел на кухню за водой, остался бы в комнате, и он был бы жив! И хочется отвести стрелки часов на пять минут назад, вернуть невозможное.
Так и Клеопатре казалось, не пойди она в сад с молодыми людьми, они бы поговорили быстро и уехали по своим мужским делам. И не было бы этой страсти с арестом. Ах, кабы отвести стрелку на час назад! Но уж если правде в глаза смотреть, то стрелку надо повернуть на много оборотов, чтоб попасть в тот день, когда текла обычная жизнь, обыденность… Но обыденность теперь осталась за чертой, а чертой была ночь, проведенная в баньке. Клеопатре казалось, что она схватила за скользкий русалочий хвост очень важную мысль – самую ее суть.
Теперь ни о чем больше не думай, сосредоточься на главном, загляни в свою душу и лети вниз, цепляясь рукой за осклизлые бревна сруба. Ах, как не хочется туда – в омут! Она поняла… И больше не было ей покоя ни в эту ночь, ни в последующую.
На острове Буяне на море Окияне стоит Латырь-камень… Она поняла, что судьба руками чертовки Соломии стала выстраивать последовательность событий. Теперь все подчинилось главному желанию Клеопатры. Она чего хотела? Чтоб Родион пришел и полюбил ее навек. Но ведь Родион не мог прийти просто так, если он себе поклялся – не переступать порога дома… Значит, нужно было дать ему серьезный повод, чтоб нарушить эту клятву. Вот тут и подключились темные силы! И как они, оказывается, бывают изобретательны, как деятельны! Мало того, что Кто-то, распоряжающийся огнями Латырь-камня, заставил негодяя Шамбера прийти к их сиятельству Бирону, так они еще «показали» Люберову встречу этих двух. И увиденное Родионом было столь серьезным, что он забыл себя, забыл связанные с Плутархом обещания и бросился бегом в дом Матвея, чтобы известить его о грозящей опасности. И не важно было темным силам, что Родион не к Клеопатре пришел, им был важен сам факт прихода Родиона, и они не мытьем, так катаньем добились своего.
Пойдем далее… Родион предполагает, арест – дело рук негодяя Шамбера и их сиятельства Бирона. Но не это важно.
А важно, что Родион хоть и твердил, что ничего не может положить к ногам Клеопатры, кроме своей бедности и несчастий, теперь обрел необходимость заботиться о ней. Сейчас Родион только об одном думает, как помочь Матвею, и с рассказами о своих делах будет каждый день являться в их дом.
Клеопатра не просто верила, она знала, что сердце Родиона будет принадлежать ей навек, это неотвратимо, это уже сделано, и вопрос здесь совсем другой: а нужна ли ей сейчас его любовь? Нужна ли вообще любовь, грехом заработанная? Нет! Ценой свободы и, может быть, жизни брата – нет! Она не выйдет к Родиону, сколько бы он ни топтался в гостиной, пересказывая тетушке последние новости. Она будет сидеть в своей горнице, и едой ее будет кусок черного хлеба и вода в глиняной плошке.
Тут ей стало до слез, до боли в сердце, – словно глыба на него легла, – жалко Родиона. Он-то в чем виноват, такой нежный, такой внимательный, она своим нетерпением испортила ему и себе жизнь? А могло бы быть все радостно и светло. Ну искал бы он свой клад… ходил бы с лопатой меж лазоревых цветков лесной герани, а она бы ждала… Да хоть всю жизнь! Зато Матвей остался бы на свободе.
Сжечь надо заклятия, вот что… Хотя пруд тоже подходящее место для мерзкой бумаги, вода размоет чернила, растворит в себе черные слова. Как бы только рыба в том пруду не передохла! Надо Клеопатре проточную воду искать. Но ведь и в пруд дождевые воды попадают. Утечет ее заклятие подземным ручейком. А сколько, однако, в воде всякой колдовской дряни растворено, знахарки на ней болезни заговаривают… Но надо в том утешение искать, что старые, со стертыми ликами иконы
[25]
тоже по воде пускают, видно, они воду и лечат, иконы – они намоленные, святые.
Терзаясь своими тревожными мыслями, Клеопатра думала, что не сможет молиться. Смогла… Прижала к груди больную руку, уткнулась в пол лбом, и потекла молитва горным ручьем.
Все случилось, как и предсказывала Клеопатра. Родион явился уже на следующий вечер. Она увидала его в окно и тут же затворилась в комнате, дав себе слово, что в гостиную ни ногой. Но тетушка, удивленная ее поведением, послала за Клеопатрой приживалку. Можно было сказаться больной, но девушка знала – это не имеет смысла. Если Варвара Петровна желала видеть племянницу, то хоть потоп, она заставит ее в лодке приплыть.
А Варвара Петровна видела, с племянницей творится неладное. Нельзя за один день так похудеть: щеки восковые, под глазами синяки и взгляд пустой, на себя повернутый.
