– Но… если ты родом из Судана…
Она не могла подобрать подходящие слова. Аббас все медленнее водил ладонью по жесткой шкуре верблюда.
– Ты хочешь знать, как я отношусь к махдии?
(Махдия – так называли в Судане власть махди и его наследников.)
Грейс кивнула.
Драгоман замолчал. В красноватом свете костра его черты казались высеченными в массивном черепе.
– Быть может, Махди – святой человек, – наконец произнес он. – А может, и Халифа святой. Я не разбираюсь в таких вещах. Я всего лишь торговец, который много видел и слышал. Странник, у которого есть время думать. – В его голосе звучали гневные нотки, хотя говорил Аббас негромко и не спеша, словно отыскивая в памяти подходящие английские слова, которым гортанный арабский акцент придавал жесткости. – Их царствование ужасно, и власть Халифы ужаснее, чем власть Махди. Они не только против белых и египтян. Они против людей. – Он кивнул головой куда-то в сторону пустыни. – Халифа убивает и мучает всех, кого пожелает. Говорят, он держит в гареме детей пяти-шести лет, мальчиков и девочек. Через два года он дарит их своим шейхам или велит убивать.
Грейс невольно ахнула. Она не была склонна принимать слова драгомана за чистую монету: уж очень они отдавали страшной восточной сказкой. Однако тон Аббаса оставлял мало места сомнениям. Грейс презрительно скривила рот.
– Быть может, он действительно святой человек, – продолжал драгоман, – но мне не хотелось бы в это верить. Махди обещал людям свободу, Халифа поработил их. Аллах и Его пророк не любят рабства.
Он замолчал, и Грейс почувствовала, как все вокруг на мгновенье провалилось в гнетущую тишину. Аббас насторожился, вслушиваясь в ночь, а потом до Грейс донесся отдаленный гул, который становился все ближе, и земля под ними будто задрожала.
– К верблюдам! Скорей! – скомандовал драгоман.
В мгновенье ока он затоптал огонь и схватился за ружье и саблю. Потом сунул в руки Грейс ее сумку и толкнул спутницу на землю рядом с крайним из верлюдов, тут же повернувшим к ним удивленную морду.
– Лежи тихо. Не двигайся.
Когда грянули первые выстрелы, Грейс вытащила револьвер, еще раз проверила обойму и набила патронами карманы штанов. Аббас встал на колено между двумя верблюдами, положил винтовку на спину одного из них и ждал. Вытянув шею, Грейс посмотрела поверх седла. Теперь она могла их видеть: орда всадников в мерцающих в лунном свете белых одеяниях. Пока невозможно было различить, сидели они на конях или на верблюдах и сколько их. Но с дюжину точно. С бешено колотящимся сердцем Грейс вытерла потные ладони о платье. Ей еще не приходилось убивать людей. Следующий выстрел заставил ее содрогнуться. Увидев краем глаза, как Аббас перезаряжает ружье, Грейс поняла, что стрелял он.
Ответом был дружный воинственный рев, а потом раскатом грянул залп и завизжали пули. Вытянув шею, Грейс из-за верблюжьей спины пялилась вдаль, а Аббас все стрелял и перезаряжал, стрелял и перезаряжал. Всадники приблизились, теперь Грейс различала отдельные фигуры. Она поняла, что далеко не все они имеют ружья. Один из их верблюдов хрипло заревел, как будто в него попала пуля. Грейс положила руку с револьвером на седло, но тут же была вынуждена накрыть ее другой рукой, чтобы унять дрожь в пальцах. Для револьверного выстрела враги находились все еще слишком далеко. Еще один всадник откинулся на сторону, а другой, под которым Аббас убил верблюда, мешком рухнул на землю.
Пора. Грейс прицелилась и надавила на курок. Ррраз – мимо. Два – тоже. Три. Четыре. У нее получалось гораздо быстрее, чем у Аббаса, и выстрелы звучали оглушительно звонко. Пять. Шесть.
Грейс упала на землю и, задыхаясь, вытащила пустой барабан. Потом, зачерпнув из кармана горсть патронов, дрожащими пальцами рассовала их по каморам. Несколько патронов выскользнуло в песок. Грейс защелкнула барабан и вернулась на свою огневую позицию. Ррраз-два-три-четыре-пять-шесть – и снова нырнула под верблюжью спину перезарядить револьвер. Она вскинула голову, когда выстрелы вдруг смолкли. Теперь слышались только крики, скрежет да удары металла по металлу.
Несколько нападавших остались в седлах, а четверо или пятеро попрыгали на землю и устремились на Аббаса с копьями и саблями в руках как раз в тот момент, когда он хотел перезарядить ружье. Он выскочил им навстречу, выхватив саблю, а Грейс снова залегла за верблюжьей спиной и прицелилась в мелькающий перед ней клубок человеческих тел. Она сразу поняла, что это бесполезно: риск, что она попадет в Аббаса, был слишком велик.
Тогда Грейс с шумом вдохнула воздух и выскочила из своего укрытия.
«Хей!» – закричала она, срывая с головы платок.
На несколько мгновений сражающиеся замерли, и глазам Грейс предстала немая батальная сцена. Ей померещился жадный блеск в глазах нападающих и сверкнувшие в усмешке зубы, прежде чем она снова направила револьвер на маячившие в ночи белые силуэты. Два. Три. Следующего сразил клинком Аббас… Пять.
А потом нависла мертвая тишина, нарушаемая лишь ревом оставшихся без хозяев веблюдов. Еще один, раненый, из числа принадлежащих Аббасу, жалобно стонал на земле. Грейс подняла револьвер и вопросительно кивнула в сторону несчастного зверя. Аббас опустил веки в знак согласия, и тогда Грейс прицелилась, стараясь не смотреть в опушенные длинными ресницами верблюжьи глаза, и нажала на курок.
Только после этого ноги ее подкосились, а руки обмякли. Грейс почувствовала, как болит от отдачи запястье и дрожат растянутые сухожилия большого пальца. Она упала на колени, отчаянно растирая мокрые глаза рукавами своего платья, и сама не знала, плачет она или это слезятся воспалившиеся от порохового дыма глаза.
– Вставай, мисс Грейс! – зарычал Аббас и, поскольку Грейс его не слышала, подхватил ее под мышки и поднял с земли. – Вставай!
Он отряхнул от песка револьвер и ее платок и сунул ей в руки. Робкими, угловатыми движениями, под строгим, почти ожесточенным взглядом драгомана Грейс спрятала оружие в карман штанов, пригладила волосы и обмотала голову выгоревшей на солнце полоской ткани.
Подняв глаза на Аббаса, Грейс заметила свисающую с рукава его куртки полоску ткани и под ней пятно черной, как деготь, крови.
– Подожди…
Грейс надорвала подол своего балахона по боковому шву. Иссушенная ветром и солнцем, ткань стала ломкой, словно сухой лист.
Аббас нетерпеливо махнул рукой.
– Подожди, я сказала… Сними куртку!
Аббас повиновался. Грейс зажала один конец импровизированного бинта между зубами и закатала рукав его куртки почти до самого плеча, обнажив большую, мускулистую руку.
– Держи!
И пока Аббас придерживал над раной ткань рукава, Грейс ловкими и уверенными движениями перебинтовала ему рану, аккуратно завязав концы повязки.
– Мы едем дальше, – объявил он.
– Да, – только и смогла сказать на это Грейс, осторожно убирая его руку и опуская рукав.
