– И за это, – хрипло подхватила Грейс, – я тебе очень благодарна. Мы все.
– Иди сюда. – Ройстон привлек ее к себе. – Я искал его повсюду, Грейс, – прошептал он ей на ухо. – Я перепробовал все. Ты должна мне поверить.
Грейс кивнула и хотела еще что-то сказать, но ей помешали громкие голоса, собачий лай и пронзительный крик. Бекки с вытаращенными глазами стояла посреди газона. У ее ног лежали тарелка и платок. Печенье валялось в траве. Дрожа и всхлипывая, она опустилась на колени, чтобы уберечь от наседавшего Генри то, что осталось. Стивен удалялся, яростно дергая колеса инвалидного кресла.
– Извини, но я должна ей помочь, – сказала Грейс, вставая.
Ройстон видел, как она взяла подругу за руку, а Генри в это время глотал одно печенье за другим.
«…ударил меня по руке… – донеслось до Ройстона, – хотела как лучше…»
Он покачал головой и прямо по траве направился к Аде.
– Привет, Адс!
Ада хлопнула крышкой этюдника и прислонила его к ноге.
– Привет, Ройстон.
– Не хотел тебе мешать.
– Все в порядке. – Адс прикрыла ноги пледом и откинулась на спину, показав Ройстону на край шезлонга. – Садись.
Ройстон взглянул на ее бледное лицо и темные круги под глазами, на заострившийся нос, подбородок и припухшие веки, и его сердце болезненно сжалось. Если Ада действительно шла на поправку, ему оставалось только радоваться, что он не видел ее в худшие времена.
– При всем моем расположении к тебе, выглядишь ты ужасно, – вырвалось у него.
Ада фыркнула.
– Большое спасибо.
Ройстон усмехнулся.
– Всегда к вашим услугам, юная леди. Можно взглянуть? – Он потянулся к этюднику.
Некоторое время Ада медлила, а потом подала ему деревянный ящичек с лакированной крышкой.
Когда Ройстон его открыл, у него перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы. Он долго вглядывался в эскиз. Вот Саймон с мячом в руках. Как напряжены его мускулы! Он вот-вот бросится вперед. Ройстону послышался глухой удар кожаного яйца о землю и дружный рев: «Сюда! Сюда! Давай же, мазила!» Как молоды они были тогда, как мало знали о жизни. Боль когтями вцепилась Ройстону в сердце.
– Тебе удался этот рисунок, – прошептал он. – Здесь все: его черты, манера двигаться…
– Я так боюсь забыть его, – прошептала Ада. – Вот уже почти пять лет, как его нет с нами.
– Этого не случится, – ответил Ройстон, возвращая ей этюдник. – Ведь я помню о нем все.
Ада погладила пальцами край деревянной крышки.
– А ты его видел… после?
Ройстон кивнул.
– Как ты думаешь, он сильно страдал?
– Я не знаю. – Ройстон говорил как бы через силу. – Но если и так, то недолго. Саймон… – Ройстон сглотнул, представив себе покрытое черными ранами неподвижное тело Саймона. – Все выглядело так, будто он спит. Да, спит… – Ройстон вспомнил, каким неожиданно тяжелым оказался Саймон у него на руках. – Мы с Леном похоронили его.
Ада кивнула, и по ее щеке скатились две слезы.
– Это хорошо, спасибо.
Ройстон осторожно коснулся ее руки.
– Ему бы не понравилось, что ты так страдаешь. Оплакивай его, но не страдай.
В глазах Ады загорелись гневные искорки, и ее лицо оживилось.
– Но это глупости, Ройстон! Ты не представляешь, сколько раз я уже это слышала. – Слезы снова хлынули у нее из глаз. – Это так больно, Ройстон! Даже после стольких лет!
Ройстон подвинулся ближе, отложил этюдник в сторону и прижал Аду к себе. Он почувствовал, какая она беззащитная и хрупкая, словно выпавший из гнезда птенец, и у него защемило сердце.
– Я знаю, – ответил он. – Мне тоже, моя маленькая Ада. Не так, как тебе, но тоже…
Некоторое время они молчали.
– Если я чему и научился на этой проклятой войне, – сказал вдруг Ройстон, – так это ценить жизнь. Ну, хорошо… – Он сухо рассмеялся. – Мне не нужно много. Сохранить то, что оставили мне мои предки, – вот все, чего я хочу. Вероятно, не самая благородная цель и не самая достойная. Но все-таки цель.
Грейс остановила кобылу неподалеку от края леса и выскользнула из седла. Старательно обвязав вожжи вокруг ветки орешника, она ласково потрепала лошадь по крупу, вошла в заросли и остановилась. Последний раз она была здесь в мае прошлого года и вот опять не выдержала. Грейс сжала кулаки, чтобы придать себе мужества, и пошла по высокой траве, хрустя сухими ветками.
Перед ней снова раскинулось голубое море, переливающееся оттенками ультрамарина. Тысячи и тысячи колокольчиков, едва уловимый запах которых уплотнялся до голубой дымки у края поляны. Грейс вытерла мокрые щеки и шагнула в лазурные волны.
Она легла в траву и долго смотрела на раскинувшийся над ней зеленый полог дубовой кроны. Джереми. Джереми. Грейс перевернулась на живот и поковыряла пальцем землю.
Джереми.
36
– Мне подождать вас, мисс? – вежливо осведомился кучер, принимая у Бекки деньги.
– В этом нет необходимости, домой меня отвезут, – быстро ответила она.
Бекки не любила лгать. Во-первых, потому, что это грех, а во-вторых, ей это было трудно. И вовсе не потому, что Бекки имела такую чистую душу. Просто ложь тяжело выдержать до конца, не упустив из памяти ни один из ее моментов. «Это всего лишь хитрость, – сказала Бекки самой себе. – Хитрость во благо».
Еще не успели отъехать от дома доставившие ее из Гилфорда дрожки, а Бекки уже взбежала по ступенькам и ударила бронзовым молоточком на входной двери. Завидев горничную, она широко улыбнулась.
– Здравствуй, Лиззи.
Смущенная Лиззи сделала книксен.
– Добрый день, мисс Пекхам. Мисс Грейс, к сожалению, нет дома.
– О, я знаю. Но меня ждет мистер Стивен, – снова солгала Бекки.
Лиззи смутилась еще больше. Молодой хозяин отпустил сиделку еще до ужина, хотя в доме не было никого, кроме мисс Ады, которая уже легла. Полковник пошел прогуляться с Генри, леди Норбери приглашена сегодня на чашку чая в Гивонс Гров, а мисс Грейс уехала на выходные. Мистер Стивен ясно дал понять, что тревожить его не стоит.
– Правда, он ждет, – уверенно добавила Бекки, передавая Лиззи перчатки и шляпку.
– Я доложу ему.
– Ах, в этом нет необходимости, – заверещала Бекки. – Я сама его найду. Он ведь не мог далеко… – Бекки прикусила губу, проклиная свою бестактность. – Я посмотрю сама.
– Хорошо, мисс Пекхам, – ответила Лиззи. – Если я понадоблюсь – только позвоните.
Стивен подъехал к двери отцовского кабинета, нажал на ручку, изо всех сил толкнул створку и с грохотом преодолел порог. Потом, развернувшись, как мог бесшумнее закрыл дверь. Он не хотел терять драгоценного времени. Он долго ждал этого дня и позаботился о том, чтобы его не беспокоили. По крайней мере, некоторое время.