– Кроме того, седла, которые сделаны специально для наших солдат, но, судя по всему, не вполне устраивают верблюдов.
От английских седел спины несчастных животных покрывались мозолями и наростами.
– И вообще, верблюдов у нас слишком мало. Мы давно уже были бы в Абу Клеа, если б не отправляли часть животных обратно в Корти за людьми и припасами. Но по-настоящему… – Джереми отбросил окурок в сторону, – по-настоящему меня прошибает холодный пот при мысли о предстоящих сражениях в пустыне. Ведь «мартини-генри» подвержены, насколько я знаю, не только воздействию летучего песка, но и жары. Металл штыков тоже может размягчиться на солнце, в чем мы имели возможность убедиться при Эль-Тебе и Тамаи.
– И что может предложить нам мистер Смекалка?
Это был голос Фредди Хаймора, заставивший компанию дружно застонать. Джереми сдвинул брови, уголки его рта напряглись.
Фредди сам изъявил желание участвовать в кампании Уолсли. К неудовольствию Джереми и остальных, его прошение было удовлетворено.
Леонард повернулся к Хаймору:
– А знаешь, стоило мне только увидеть здесь тебя, как я засомневался: действительно ли мы лучшие из лучших? Если это так, тебя могли нанять только погонщиком верблюдов.
Ройстон, Саймон и Стивен прыснули от смеха. Губы Джереми задрожали.
Хаймор переводил водянистые глаза с одного приятеля на другого. Те сидели, отвернувшись. Наконец он остановил взгляд на Джереми, который тут же опустил голову.
– Если кто и не имеет ни малейшего основания здесь находиться, так это вы! – возвысил голос Фредди. – Предатели своего сословия, посмотрите на себя! – Он кивнул подбородком в сторону Джереми. – Ну чем не кудлатый? Того и гляди переметнется к своим.
В последнее время Джереми загорел почти до черноты, а его волосы, несмотря на пробковый шлем, который он не снимал во время маршей, приобрели рыжевато-каштановый оттенок.
Первым вскочил Леонард, за ним – остальные.
– Держи свой глупый рот на замке, – зарычал Ройстон, размахивая кулаком, сжатым так крепко, что костяшки пальцев под загорелой кожей казались белыми. – Иначе я забуду и о положении, и о ранге, а ты завтра не сможешь открыть глаза.
– Сматывай удочки, Хаймор, – зашипел Леонард. – И не показывайся нам больше на глаза.
– Давай отсюда! – кивнул Саймон.
– Эй, вы там, в чем дело? – раздался голос капитана Траффорда.
Он смотрел на компанию, вытянувшись в струнку – поза, которая не предвещала ничего хорошего.
– Все в порядке, сэр! – закричал ему Ройстон.
– Да, лучше не бывает, – добавил Леонард и энергично кивнул Хаймору, намекая, что пора удалиться. – Потом разберемся, – выдавил он сквозь зубы.
– И вы не лучше его, – фыркнул Фредди Хаймор и тем не менее поковылял прочь.
Облегченно вздохнув, Леонард, Ройстон и Джереми снова уселись на край обрыва. Лен ободряюще похлопал Джереми по плечу.
– Я только хотел сказать, – усмехнулся он, – если ты до сих пор не понял, в нашей роте проблем с водой никогда не будет, еще сможем кое с кем поделиться. Во всяком случае, имеет смысл держаться поближе к нам. Ты ведь знаешь, я счастливчик.
– С каких это пор ты стал так скромничать? – Ройстон закурил очередную сигарету и замолчал. – Только представьте себе, что мы будем рассказывать дома! – воскликнул он спустя некоторое время. – Начиная от нашего рождественского пудинга с изюмом по-судански в Корти! – Саймон застонал. – Или барабанного концерта на упаковочных ящиках вокруг походного костра посреди пустыни, – продолжал Ройстон, давясь от смеха. – Нет, второе такое Рождество у нас будет не скоро.
– Или как тебя сбросил верблюд и ты бежал за ним три четверти мили, – поддразнил приятеля Саймон.
В ответ Ройстон скорчил обиженную мину и скрестил на груди руки.
– Не забыть бы еще о бригадном командире Буллере. – Леонард наклонился вперед и понизил голос почти до шепота. – О том, который позаботился взять в пустыню стратегический запас «Вдовы Клико».
Все пятеро разразились смехом, который, однако, смолк неожиданно быстро. Война и полная лишений жизнь в пустыне отучили молодых людей от беспечного веселья, которому они так часто предавались в Египте. Однако стоило мелькнуть искорке радости – и память снова уносила приятелей в беззаботные времена и на миг вселяла надежду, что они вернутся.
– А что, если переход через пустыню займет больше четырех дней? – осторожно спросил Стивен, когда все улеглось. – Что тогда?
– То есть несколько недель? – Ройстон затянулся сигаретой. – Хмм… тогда я, пожалуй, совсем засну на верблюде от скуки. – Он слегка склонил голову набок и заболтал ею, подражая монотонному верблюжьему шагу, словно его шея была сделана из резины. А потом издал почти беззвучный смешок: – В конце концов, верблюд не скаковая лошадь и даже не боевой конь… Вероятно, я вывалюсь из седла, погрузившись в глубокий сон, если только эти бестии не будут путаться в поводьях и нам не придется останавливаться из-за этого через каждые полчаса.
– Сегодня четырнадцатое, да? – вспомнил Саймон, вскидывая голову, и расплылся в улыбке, когда остальные утвердительно закивали. – Через два месяца день рожденья Ады. – Его серые глаза заблестели, глядя куда-то вдаль. – И тогда она станет совершеннолетней, как я.
Свой двадцать первый день рожденья Саймон отметил год назад. Тогда они устроили в Каире настоящий праздник, как и на совершеннолетие Стивена за год до того в октябре.
– Но ты же понимаешь, – заметил Стиви, натянуто улыбаясь, – что это не избавит тебя от разговора с моим стариком?
– Ах! – Саймон вздохнул, и его глаза засветились решимостью. – Взять бы Хартум – и тогда мы герои. Тогда сам полковник не сможет сказать мне «нет».
Его прервал сигнал горна к выступлению. Молодые люди вскочили, побросав окурки. Ройстон продолжал затягиваться на ходу, когда Саймон схватил его за рукав.
– Одну минутку, Рой. – Он остановился, дождавшись, пока остальные уйдут вперед. – Я хотел тебя кое о чем спросить, точнее, попросить… Я намерен сделать Аде предложение, не согласишься ли ты быть моим шафером?.. Ну, если, конечно, мы все это переживем и вернемся в Англию.
За последние три с половиной года черты Саймона заострились и стали более определенными. Он выглядел повзрослевшим и при этом не утратил молодости. Поросшие щетиной щеки усиливали этот эффект, но еще больше – выражение торжественной серьезности, с которой он сейчас обращался к Ройстону.
Эшкомб удивленно поднял брови.
– И ты можешь сейчас думать об этом?
Саймон смущенно пожал плечами, и его и без того большой рот растянулся почти от уха до уха.
– Это помогает мне пройти через все. Стоит только подумать о том, что меня ждет, – и сразу становится легче. Поэтому я часто воображаю, как делаю ей предложение, и потом… нашу свадьбу… – Он медленно опустил голову. – От этого у меня на душе теплеет.
