Рядом с ним шли Грейс в обнимку с Сесили, Леонард, Ада и Саймон, которые держались сами по себе, и Бекки с удивленно распахнутыми глазами и разинутым ртом, шагавшая рядом со Стивеном. Джереми шел на некотором расстоянии от остальных.
– Когда-то все это блистало золотом. – Ройстон показал на деревянные перила кофейного цвета.
Резьба представляла скачущих на конях рыцарей, пушки, геральдические щиты и мечи в обрамлении роскошных растительных орнаментов. Столбики в конце каждого лестничного пролета венчали наполненные фруктами корзины.
– Все это порядком поизносилось за последние несколько веков, – пояснил Ройстон. – И, поскольку мой отец нашел композицию в целом не в меру аляповатой, он просто убрал некоторые ее элементы, вместо того чтобы восстанавливать.
Полотна мастеров самых разных стилей и направлений, мебель эпохи Великой Французской революции и Георга IV, плафоны и гобелены, люстры из серебра, латуни и бронзы, обои из камчатной ткани, шелка, узорчатой и тисненой кожи – все это свидетельствовало об особом отношении Эшкомбов к своему родовому гнезду, которое они так и не пожелали перестраивать на современный лад. Ройстон тоже любил этот дом и гордился им. Это читалось в его взгляде и чувствовалось в несвойственной ему осторожной манере передвигаться и в том, как благоговейно он трогал дерево и камень. Даже в голосе у него появились необычные теплые интонации.
– Это «Аспрей»
[8]
, – шепнула Сесили Грейс, показывая кольцо на левой руке.
Весь сегодняшний день оно оставалось предметом всеобщего восхищения. Не менее дюжины бриллиантов рассыпали радужные искры при малейшем движении Сис, а в центре сиял опал размером с ноготь большого пальца, словно специально созданный для будущей супруги лорда Эмори: он то переливался холодным золотом, под цвет ее волос, то соперничал небесно-голубым оттенком с ее глазами, то словно отражал нежный розовый оттенок ее щек.
– Боже, какая прелесть! – прошептала Грейс.
С лестницы они вышли в бесконечно длинный коридор с паркетом, выложенным в виде замысловатого рисунка. Ройстон повернулся и показал в направлении обитых деревянными панелями стен, на которых висели портреты в золоченых рамах.
– Наша галерея. – Гулкое эхо его голоса заполнило пространство высокого коридора. – Здесь вы можете видеть всех моих предков, начиная от Эдварда Чарльза Эшкомба, первого графа, и его супруги Филиппы Лидии, завещавшим всем нам голубую кровь. В наших с Родди жилах, по крайней мере, течет самая обыкновенная красная, и в этом мы убедились в юном, очень юном возрасте при помощи перочинного ножа.
На эту его шутку публика отреагировала негромким смешком.
– И здесь было бы кстати, – продолжил Ройстон, – представить вам окровавленный воротник рубахи, в которой казнили Томаса Мора, или отшлифованные в форме граната алмазы из шкатулки Марии Стюарт. Но, увы, – Ройстон пожал плечами и сделал несчастное лицо, – и то и другое вот уже без малого сто лет как бесследно исчезло. Поэтому я прошу вас довольствоваться тем, что есть. – С этими словами Эшкомб толкнул массивную дверь и жестом пригласил всех войти в открывшееся за ней помещение. – Итак, перед вами знаменитая спальня Эстрехэм Хауса!
Переступив порог комнаты, публика восторженно зашумела.
Стены, обитые шелковыми обоями оттенка ванили, украшали многочисленные вышитые панно с изображениями кораблей на Темзе, сцен охоты, уборки урожая и сева. Их пряные осенние краски прекрасно гармонировали с пасторалями кисти Ватто. В то же время лепнина на потолке, панели и пилястры вдоль стен оставались белыми, а белоснежный камин был уставлен фигурками путти в самых разных позах. Обивка кресел напоминала желтизну весенних примул, а в центре комнаты возвышалась огромная кровать, кремовый балдахин которой имел оттенок лепестков чайной розы.
– Разумеется, я охотно предложил бы вам ночевать здесь, вместо того чтобы помещать вас в спартанские условия наших гостевых комнат. – В публике снова послышались смешки, и Ройстон саркастически улыбнулся. – Но я боюсь, вы неправильно истолкуете этот мой дружеский жест. В конце концов, не каждому понравится быть разбуженным среди ночи озлобленными духами.
Ада недоверчиво посмотрела на Эшкомба.
– Может, расскажешь нам подробней, что за призрак творит непотребство в Эстрехэме?
– Призрак? – поднял брови Ройстон. – Дорогая Ада, неужели мы, Эшкомбы, производим впечатление людей, которые могут позволить себе не более одного призрака? Кроме дамы в черном, которая является в эту спальню, мы будем рады представить вам даму в белом – безголовую в буквальном смысле этого слова! – которая при полной луне выгуливает в саду свою собачку. Вон там… – Ройстон подошел к окну и показал в направлении рощицы из каштановых и ореховых деревьев, с краю которой на поляне расположились гости. – Видите те две трубы? Это домик садовника, где и произошла вся эта кровавая история…
– Где? – привстав на цыпочки, Ада напряженно вглядывалась в даль. – Я ничего не вижу!
– С твоего разрешения, Саймон.
Ройстон встал позади Ады и, обхватив ее за талию, приподнял с такой легкостью, будто она весила не более подушки. Ада захихикала и заболтала ногами, ухватившись за его плечи.
– Ну, теперь видишь? Серая черепичная крыша?
– Да, да! – закричала Ада, давясь от смеха. – Теперь вижу!
– Кошмарная, кошмарная история… – запричитал Ройстон замогильным голосом, опуская Аду на пол. – Именно по этой причине вот уже несколько десятков лет этот дом используется только для складирования разного хлама. – За мной, леди и джентльмены! В конце концов, я должен собственными глазами убедиться, что Сис придется жить в более-менее сносных условиях.
Компания направилась за ним, в то время как Ада все еще глядела в окно, в задумчивости покусывая нижнюю губу.
– Ада!
Лицо Ады озарилось улыбкой, когда Саймон взял ее за руку и отвел от окна. Они запутались в желтых, оттенка кукурузных початков, занавесках из шелка буре и целовались, пока не начали задыхаться. И только после этого, взявшись за руки, побежали догонять остальных.
Ночь была жаркой. После роскошного обеда с пышными речами в честь героев дня все поспешили в бальный зал. За день и без того душный воздух над рекой прогрелся еще сильнее, и в озаряемом фейерверками небе цвета темно-фиолетового шелка не было ни облачка. Даже река казалась неподвижной в своем русле.
Но это нисколько не повлияло на праздничное настроение гостей, тем более молодежи. Счастливые и нарядные, они кружили под музыку, точно стеклышки в калейдоскопе.
– Теряюсь в догадках, что он в ней нашел? – Хелен Дюнмор обмахивала веером разгоряченное лицо. – Я полагала, у него лучший вкус.
– О ком это вы? – почтительно поинтересовался Родерик Эшкомб.
– Да вот же. – Веер, расписанный в японском стиле веточками цветущей вишни, устремился в направлении Ады. – Саймон Дигби-Джонс…
