Люк усмехнулся и поправил смешную челку на лбу.
– Представь себе.
– Мне очень стыдно. Мы виделись на Рождество?
– Еще раньше. На Рождество я был в отъезде. На мой день рождения.
– В ноябре?..
Люк снисходительно похлопал его по плечу и опять подсел к сестре.
– Неужели тебя больше не спасает «Доска гармонии»?
– Придется ее усовершенствовать, – сказал Эдриан, садясь на подставленный Кэролайн стул и признательно ей улыбаясь. – Она меня подводит. Полгода! – Эдриан удрученно покачал головой.
Младшие дети одновременно заметили его появление. Бью и Перл спрыгнули с батута и бросились к отцу.
– Папа!
Перл залезла к нему на колени, Бью обхватил ручонками его шею. От обоих пахло лосьоном от солнечных ожогов. Кэролайн уселась напротив и закатала рукава шерстяного платья. Она радостно лучилась, удачная стрижка темно-русых волос выставляла напоказ ее скулы, обтягивающие леггинсы подчеркивали длину и стройность ног, на платье красовались броские цветы. Раньше Кэролайн почти не носила платьев, тем более в цветочек.
– Прекрасно выглядишь, – сказал ей Эдриан.
– Спасибо, – ответила она, благосклонно принимая комплимент. – А у тебя видок поношенный.
– И тебе спасибо, – хмуро буркнул Эдриан.
Люк откупорил одну из принесенных Эдрианом бутылок шампанского и передал ему полный пластмассовый стаканчик.
– Поздравляю! – Люк поднял свой стаканчик, обращаясь сразу ко всем. – За обеих новорожденных. За тебя, Кэт! И за Кэролайн! – Он повернулся к сестре, потом к мачехе. – За всю семью! Давно не виделись!
Последним с застенчивой улыбкой к отцу подошел Отис.
– Привет, отец.
«Отцом» он его еще никогда не называл. Эдриан увидел в этом плохо замаскированное разочарование.
– Привет, сынок. – Он сгреб его в охапку.
Отис был среди всех его детей самым миловидным. Как он, отец, смеет различать, кто из них миловидный, кто нет? Ему следовало бы быть совершенно слепым к их внешним особенностям. Но он был очень даже зрячим. Сам он был злосчастным дитятей начала шестидесятых, проведшим семидесятые в свитере горчичного цвета и с длинными волосами, смахивавшими на парик. В детстве у него были кривые зубы и веснушки, на его студийные фотографии того времени трудно было смотреть без слез. То же самое можно было сказать о любом его сверстнике. То ли дело Отис: его физиономия годилась для плаката на стену спальни любой нормальной девушки. Безупречно симметричная, с глазами цвета кофе мокко, пухлыми губами, душещипательными ямочками на щеках, ресницами на пол-лица и непременными выпирающими скулами.
Эдриан пригубил шампанского и оглянулся на дом. Трудно было поверить, что когда-то это был и его дом – белый, с несчетными окнами, с садом из старинных фруктовых деревьев и густого кустарника в цвету. Из гостиной на втором этаже в сад спускалась белая винтовая лестница, которую Кэролайн увешала декоративными светильниками, поблескивавшими сквозь вьющийся ломонос. Очаровательный дом – почему Эдриан его не ценил, когда жил здесь? Слишком много времени отнимали заботы, как его оплачивать, и поиски способов отсюда улизнуть. А теперь у него было такое чувство, словно он выиграл соревнование, приз в котором – приглашение сюда на несколько часов.
Он одним глотком опрокинул свое шампанское и уставился в пол.
– Ну, Эдриан? – обратилась к нему Кэролайн. – Выкладывай, что там за загадочная особа с телефоном?
Загадка Джейн выросла по экспоненте: сначала это была его личная крохотная тайна, потом она расширилась и стала достоянием двух его дочерей, а теперь, через несколько недель, выросла до размеров сочного анекдота на устах у всего его многочисленного семейства, искренне ею наслаждавшегося.
Он подставил пустой стаканчик Люку, опять разливавшему шампанское.
– Это еще что за новости? – спросил Люк, глядя на отца своими страшноватыми бесцветными глазами.
– О господи! Ничего.
– Женщина пришла смотреть кошку Майи, – начала рассказ Перл. – Перед самым моим днем рождения. Потом я видела ее на катке. А потом…
– Я повесил на почте объявление, – вмешался Эдриан, чтобы взять на себя ответственность за распространение информации. – Пару месяцев назад. Я думал найти кошке новых хозяев. Кошке Майи. В общем, эта женщина позвонила мне, и мы договорились о ее визите. Она пришла и сказала, что мне не следует избавляться от кошки. Что кошка, по ее мнению, мне нужна. Вскоре после этого Перл, как она считает, увидела эту женщину на катке, где та за ней наблюдала…
– Так и было, так и было!
– Может быть. Неважно. В день рождения Перл мы опять с ней столкнулись – на Аппер-стрит, по пути в «Страда».
– Она попалась нам по пути специально, потому что видела дату и время на папиной доске.
– Возможно, Перл, возможно. С ней был молодой человек, это было свидание. Мы немного поболтали, а потом я, придя домой, нашел под спинкой своего дивана ее телефон. Включил его и увидел, что в нем один-единственный номер – мой и я – единственный, с кем она обменивалась сообщениями. – Он замолчал, переводя дух.
– Вот чудеса! – сказала Сьюзи. – Похоже, она…
– Она искала папу, – закончила за нее Перл. – Специально.
– Искала и нашла, – высказалась Кэролайн.
– После чего пропала, – дополнила Сьюзи.
– Она очень, очень хорошенькая, – сказала Перл. – Папа стоял весь красный и говорил смешным голосом.
– Боже! – подал голос Люк. – Разубеди меня! Неужели ты высматриваешь четвертую миссис Вольф? Боже, спаси нас всех!
– Люк! – взмолилась Сьюзи.
– Что?
– Totes inappropes
[2]
, – подсказала Кэт.
– Час от часу не легче! – Люк прижал руку к сердцу. – Лондон превращает людей в кретинов. Умоляю, разубеди меня, что ты сейчас сказала «Totes inappropes»!
– А вот и сказала, – с обиженной гримасой фыркнула Кэт.
– Не узнаю свою сестру, – театральным тоном заявил Люк. – Глупое выражение.
– Это называется «ирония».
– Что-то не заметил.
– В общем, – вмешался Эдриан, – все это неважно. Если Джейн вдруг не объявится и не потребует назад свой телефон, мы так и не узнаем, чего она добивалась.
– Но можно попробовать угадать, чего добивался ты сам, папа.
– Прекрати, Люк! – одернула брата Кэт.
– Просто она была очень приятной, – со вздохом сказал Эдриан.
В разговор вмешался звон дверного колокольчика, и Кэролайн встала.
– Наверное, это Пол, – сказала она.
