Сколько же переводчиков арабского языка в Киеве?! Вагон и тележка. Университеты – фабрики бесполезных профессий, тьфу!
После неудачи с переводческими конторами я решил попытать счастья в агентстве знакомств с пестрым названием «Орхидея любви» и рядом других агентств, которые занимались сводничеством украинских невест и престарелых, богатых и не очень иностранцев. У них также не было работы. В институте я частенько переводил паспорта, свидетельства о рождении и разного рода бюрократические справки для сводников. Они не отказывали мне, нет, трубки брали только женщины, и, судя по голосам, очень миловидные женщины, в сладких голосах сводниц было куда больше утешения и сострадания. Я кутался в эти голоса, будто в пуховое одеяло морозной ночью. Одна дамочка из «Сиреневого прибоя» назвала несколько раз меня милым и дорогим, она даже сказала, что ей очень жаль и в случае чего я буду первым, к кому она обратится.
Разыскав в Интернете реквизиты посольств Ирака, Саудовской Аравии, Бахрейна, Ливии и других арабских стран, я после работы отправлялся в эти самые посольства и просиживал в приемных, словно в ожидании зубного врача. Можно было целый день просидеть и не дождаться от посла или хотя бы заместителя посла благосклонности. Под конец посольского рабочего дня ко мне выходили какие-то мелкие дипломатики и со скучающими рожами сообщали, что сегодня ничего не выйдет. Да и завтра ничего не получится. У нас нет для вас места. У нас свои переводчики. Целых три штуки.
Да вы что, издеваетесь, что ли?! Сколько же вы наштамповали переводчиков?!
Больше всего мне не понравился прием в сирийском посольстве. Мало того, что я прождал на улице возле будки охранника два часа, как попрошайка, так на меня еще и наорала секретарша – дамочка пышных форм, прикидывающаяся арабкой. На мою просьбу о чашечке кофе она подхватилась со стула и выпучила глаза.
– Здесь вам не кафе!
– А где же хваленое арабское гостеприимство? – поинтересовался я и вышел вон, размахивая от злости дерматиновым портфельчиком.
Нет, ну вы видели, чтобы арабская женщина себя так вела? Арабская женщина не кричит на мужчину, арабская женщина – кроткая и рассудительная. Арабская женщина осознает мужскую силу, преклоняется пред ней, арабская женщина подает кофе. Поистине, только мужчина может повышать голос, а не эта вот… Нет, все-таки нам следует кое-чему поучиться у арабов! Мне хотелось ей сказать, что до арабки ей очень далеко!
Только портфельчик мог быть моим другом, только он мне соболезновал, только он знал правду о моих мытарствах и переживаниях.
Хвала небесам, срок действия проездного на метро еще не истек, и мне не приходилось добираться в КИМО пешком. Я мог бы взять взаймы у сестры или родителей, но это бы стало серьезным ударом по моей независимости. Сестра и мать названивали мне буквально каждый вечер, я не отвечал на звонки и посылал им эсэмэски, мол, извините, сейчас очень занят, сейчас как раз сижу на важных переговорах, не могу говорить, да-да, переговоры затянутся до поздней ночи.
В один день как-то все закончилось. Закончились яйца, закончилась овсянка, закончилось масло, закончился рис, и чая осталось на две чашки. Утром я проглотил кружку кипятка с кипятком и помчал на работу. Напиток богов. Вино спартанца. Голова кружилась, подташнивало. При выходе из метро меня так скрутило, что прямо слезы брызнули. Я изо всех сил сдерживал рвотный позыв и попытался скрыться за углом жилого дома, чтобы там, вдали от людского внимания, предъявить асфальту то ли желчь, то ли воду. Желудок не смог долго сохранять интригу, и меня вырвало прямо у детской площадки через дорогу от метро. Согнувшись в три погибели, я схватился одной рукой за низкое свежевыкрашенное ограждение и сделал свое мерзкое дело в песок.
Когда же я поднялся и вытер лицо платком, то ощутил, что сзади меня кто-то стоит. Я повернулся и увидел двух своих студенток, прилежных девочек-первокурсниц, тех самых, которые рылись темными ночами в словарях, чтобы поставить меня в неловкое положение на лекции. Выглядели они взволнованными.
– Доброе утро! – придал я голосу максимальной веселости.
– Вам плохо? – спросили студентки.
– Плохо? Нет! Мне отлично!
– Вы очень бледный, – сказали студентки.
– Ничего подобного.
– У вас трясутся руки, – сообщили студентки.
Студентка с длинными черными, как душа сатаны, волосами подняла мой портфельчик с асфальта. Понравилось ли тебе прикосновение ее изящных пальцев, портфельчик? Не ври и отвечай. Знаю, что понравилось.
– Может, вам лучше присесть? Садитесь сюда, на лавочку…
– Сидеть?! Нет! Пройдемте! Какая сегодня хорошая погода! Вы подготовились к контрольной?
– А сегодня контрольная? – спросили студентки.
– Шучу!
Забрав у студентки портфель, я, насвистывая песню, зашагал к КИМО. Они не отставали от меня и шли рядом. Интересно, думал я, что они наболтают своим однокурсникам? Какая про меня пойдет молва в самом престижном вузе Украины? Скажут ли они, что я рыгал желчью на детской площадке или ограничатся тем, что мне просто стало плохо? Не по себе. По дороге, пытаясь загладить перед юными нимфами вину, я рассказывал различные истории о своих приключениях в жарких арабских странах. Рассказывал им о тайной встрече короля Саудовской Аравии с президентом Украины, о ночных перелетах в секретные города, о темных зловещих водах Нила, о мистических бедуинах и скрытом имаме. Они внимательно слушали, где надо кивали, где надо смеялись, кажется, они уже и забыли про инцидент у метро.
Часть из этих историй я слышал от других переводчиков, а часть – выдумал сам. Не исключено, что знакомые переводчики свои истории тоже выдумали.
Вот мы и пришли к воротам КИМО. Во дворе суета, студенты курят на лавочках подле входа в ад, парковка забита дорогими иномарками. Я задираю нос кверху и неспешной, степенной походкой захожу в кузницу дипломатии и, покорно склонив голову, предстаю пред двумя охранниками-мордоворотами.
Они вертят в руках мое картонное удостоверение ассистента кафедры, как использованную туалетную бумажку, как порванный презерватив, опять звонят на кафедру иностранных языков, справляются, действительно ли я преподаватель, и отпускают с миром.
Верю, настанет тот день, и мордовороты будут встречать меня у ворот. Они скажут:
– Доброго дня, профессор Матковский (звучит же, звучит! Профессор Матковский!). Мы вас заждались, профессор Матковский, позвольте провести вас без очереди. Позвольте сопроводить вас до лекционного зала!
Глава 7
В середине октября около девяти вечера позвонил старший преподаватель кафедры. Он сказал, что слег от простуды, попросил заменить его завтра на пятом курсе и разобрать с группой одну из касыд Аль-Мутанабби
[8]
.
Отечественные арабисты, да и сами арабы, считают аль-Мутанабби лучшим поэтом, когда-либо писавшим на арабском языке. А старший преподаватель кафедры Абу Магир так и вовсе сходил с ума по Аль-Мутанабби. Казалось, он учит студентов арабскому языку только для того, чтобы пропагандировать творчество Аль-Мутанабби.
