– Дамаск? – спросил я и показал таксисту десять салатовых бумажек.
– Трассу перекрыли военные, сейчас не проехать…
– Через пустыню?!
– Невозможно, нет дороги…
А что, если все обойдется, подумалось мне, коробку я выкинул, господин Фрайдей убит, кроме филиппинки меня никто вроде не видел, а свидетельства филиппинки в случае чего не будут восприниматься всерьез. Она же убийца… чокнутая! А мой американский паспорт? Хранил ли господин Фрайдей его в номере?! Нет, он не мог быть таким дураком. «Хорошо, ладно, – лихорадочно соображал я, не отпуская таксиста. – Из улик осталась лишь рвота в номере? Будет ли СМЕШ изучать мою рвоту и сколько времени у них уйдет на анализ или экспертизу ДНК или что они там с ней будут делать?! Пока они очухаются, я придумаю, как вылететь из страны, обращусь в консульство, в посольство, наконец, дипломаты должны помогать, иначе зачем они штаны протирают?! А пока пересижу дома, в квартире, постараюсь обо всем забыть, ситуация в стране утрясется, правда? Правда!»
– Поехали в Табку, – сказал я таксисту и прыгнул на заднее сиденье.
Глава 42
Когда я поднялся к себе на этаж и увидел черный отпечаток ладони, то сразу все понял: меня подставили, сдали с потрохами, мне крышка, тайная полиция будет играть моей головой в футбол, сирийский СМЕШ полакомится моим сердцем, а домой в деревянном ящике они пришлют мои глаза, уши и нос.
Интересно, что скажут родители? Интересно, узнает ли сестра два моих близоруких глаза, которые так часто таращились на нее с ненавистью и презрением?! Узнает! Сестра схватит мое ухо и прокричит: «Доигрался, братик, доигрался?! Ну, и как тебе в аду?!»
Родителям сообщат: «Вашего сына казнили как шпиона. О да, вы многого не знали о собственном сыне, и, признаться, мы тоже не знали. Лэнгли взял его в оборот. Каков подлец, они обещали ему тепленькое местечко и кинотеатр! Он, наверное, полагал, что сделан из титана, а не из мяса с костями, как мы с вами? Расскажите про его детство. Расскажите, чем он увлекался и какие книги читал? С кем он поддерживал контакт в последнее время? Кто был его другом? Кто был его врагом? Кого он ненавидел, а кого любил?.. Да, извините, мы понимаем, что вам тяжело, смерть сына – дело непростое. Но вы обязаны отвечать на наши вопросы, ведь именно вы воспитали предателя. Перебежчика! Откуда мы знаем, можно ли вам доверять? Сейчас вы поедете с нами, а дом ваш перевернут вверх дном. Собирайтесь! Дом ваш разберут по кирпичику, не сомневайтесь. К прежней жизни вы уже никогда не вернетесь. Итак, вопрос номер первый: на кого вы работаете?»
Да, они долго будут допрашивать родителей и всех тех, с кем я имел дело в последнее время. Секретное подземелье за Киевом – вот где проведут мои близкие остаток жизни.
И во всем виноват именно я!
Черный отпечаток ладони на белой двери… Дрожащей рукой я сунул ключ в замочную скважину, распахнул дверь и схватил на кухне мочалку с моющим средством. Я принялся тереть отпечаток изо всех сил. Тер его и тер, а он не исчезал, тогда я попытался сорвать дверь с петель, плевать на соседей, пусть думают обо мне все, что хотят, пусть говорят: «Этот европеец-тихоня, проживавший в квартире напротив, окончательно рехнулся. Да он сошел с ума. Тю-тю, мажнун! Может, от жары? Европейцы не способны привыкнуть к нашему климату. У них, знаете ли, мозги плавятся от нашего солнца. Вытекают через уши. Или во всем виновата пустыня? Мы дремали дома и услышали шум. Этот агбаль (идиот) пытался выломать собственную открытую дверь. Он ее-таки выломал и куда-то утащил».
Куда-то?! Я хотел сжечь проклятую дверь! Но мне не удалось оторвать ее, и тогда в голову пришла гениальная мысль – закрасить или заклеить проклятый черный отпечаток!
Моя ладонь идеально подходила под отпечаток.
Они все продумали!
Я побежал на балкон, где хранился различный хозяйский инвентарь – от кальянов до лопат, и принялся искать, чем бы закрыть или замазать отпечаток. Но вместо инвентаря на балконе оказались банки с черной краской: открытые и закрытые, перевернутые и стоявшие, как надо, банки разных производителей, банки большие и маленькие, пол балкона и стены были вымазаны черной краской!
И тут я услышал визг тормозов во дворе.
Осторожно выглянув через окно, я увидел, как из микроавтобуса выпрыгнули четыре человека в защитной форме, их лица закрывали маски, у троих имелись автоматы Калашникова, и один в руке держал пистолет…
Глава 43
Они бросили меня в камеру полицейского участка на окраине Старого города. В камере воняло мочой и имелось окошко размером со спичечный коробок, через которое проникал лучик бледного электрического света. Камера была таких размеров, что спать в ней, вытянувшись в полный рост, не представлялось возможным. Под дверью постоянно дежурил автоматчик. Я изучал стены, пытался достать до потолка, но ничего полезного не обнаружил. Из еды давали заплесневелую лепешку, выпачканную в грязи, и мутную воду с привкусом дизельного топлива. На зубах скрипел песок. Я утратил чувство времени и не мог понять, день сейчас на дворе или ночь? И сколько суток прошло с момента моего заточения? Для испражнений мне иногда приносили ведро, а иногда и не приносили.
Я просил их предоставить телефон для связи с посольством, но они игнорировали мои просьбы и вообще не разговаривали со мной.
А потом пришли пьяненький Халид вместе с Арафатом, выволокли меня из камеры и затащили в абсолютно пустую комнату со стенами без штукатурки. Под потолком сиротливо висела лампочка на длинном проводе. Арафат стоял с автоматом у двери, а пьяный Халид, периодически засовывая дуло пистолета мне в рот или приставляя пистолет к виску, беседовал со мной.
– Где теперь твой дружок, а? – спрашивал Халид. Он полностью изменился в лице, от добрых морщин на его щеках не осталось и следа, глаза его горели, как два раскаленных докрасна угля. Он пытался просунуть дуло все глубже и глубже в мою глотку. – Где теперь твой дружок?! Не знаешь?! А я знаю! Он висит на пальме, болтается, как бычий хер!
Я понимал, что говорит он об Абу Кариме. Когда Халид хотел избить меня пистолетом, Арафат, следует отдать ему должное, останавливал его и успокаивал. Отказавшись отвечать на вопросы, я требовал телефон и настаивал на том, чтобы они поставили в известность посольство Украины.
Но кто меня слушал?! Они сами понять не могли, что со мной делать, и допросы без особо тяжких пыток заканчивались пьяной развлекухой Халида. Он читал наизусть ненавистного Роберта Рождественского, он орал по-русски, вдавливая дуло мне в лоб, висок или затылок:
– Я грохну тебя, прямо сейчас! Вот сейчас?! Или не сейчас?! А может, через час?! А может, завтра или через месяц?! Что скажешь, умник?! А?! Где твой дружок? Ну, давай, спроси меня! Где твой дружок! Он болтается на пальме!
Когда на Халида находили безудержные приступы хохота, Арафат брал его под руку и выводил из комнаты на несколько часов, за которые мне и удавалось немного вздремнуть в полный рост.
