Мы видим, что национал-социализм столкнулся с внутренней необходимостью решения вопроса, связанного с Богом. Он ищет ответа. Он дает ответ в религиозных предзнаменованиях, которые сплотили народную жизненную волю. Но народная душа, к которой ищет подход это религиозное мировоззрение, не является чистым листом бумаги. Мы не имеем возможности начать строить новое мировоззрение словно на пустом месте. Когда мировоззрение национал-социализма столкнется с фактом, что имеются новые притязания на людей и народы, которые подаются еще глубже, нежели религия и мировоззрение? Эта возможность становится ежедневным повторяющимся событием. Чем пленительнее звучит в наших ушах призыв национал-социализма, тем строже говорит нам наша совесть о том, что рядом с голосом крови есть еще один голос, еще один призыв, зовущий к иной действительности, которому мы обязаны повиноваться все без исключения: «Я Господь, Бог твой… да не будет у тебя других богов перед лицом Моим».
[155]
Национал-социализм противоречит христианской вере. Со своим ответом на вопрос о Боге он противостоит Евангелию. Он или погибнет в столкновении, либо станет свободным от этого противостояния.
Евангелие в своих основных моментах проявляет благоразумие, полностью отсутствующее в мировоззрении национал-социализма, во взглядах на мировую действительность и на человека. Вопрос звучит достаточно просто: реального ли человека демонстрирует нам национал-социализм? Ответ гласит: нет! Это – человек идеализированный. Жизненная воля национал-социализма оказалась под властью иллюзии. Если это верно, то национальная воля приговорена к расколу, тогда и Третий рейх является не чем иным, как иллюзией будущего. Иллюзиям невозможно противостоять политическими мерами. Сила внушения даст осечку лишь в случае практического воплощения идеи.
Освобождение от иллюзии, предсказанное нам в Евангелии, состоит в том простом факте, что человек не является творцом, а лишь творением: тварью. Телом и душой мы подчинены закону о том, что тленно и преходяще. Ни одно явление земной жизни нельзя считать исключением из правила. Нельзя исключить ни отдельные человеческие существа, ни народы, ни расы. С первых дней нашей жизни нас одолевают болезни. Наша духовность подвержена усталости, ошибкам и разрушению. Душа также развивается, расцветает и умирает. Если понятие «бессмертие души» должно означать нечто иное, чем способность духа проноситься через долину смерти, оставаясь вечным благодаря своей природе, то это глупость.
[156]
Все факты говорят против этого. Да, конечно, можно сказать, что существование души является не чем иным, как страданием, нуждой и страхом перед жизнью. Нас всех ждет смерть. Она напоминает нам о нашем несовершенстве. Мы не располагаем вечностью. Мы не располагаем свободой. Нет свободной вечной души! Каждый про себя это знает, почему он должен утаивать сей факт от других?
[157]
Сюда накладывается также и то, что мы переживаем. Здесь важен еще один аспект. Мы виноваты друг перед другом. Люди и народы. Это относится ко всем истинным общностям, как и то, что мы, люди, противостоим тем, кто предъявляет права на нас, на нашу помощь, на нашу преданность и на наш отпор. Мы не находимся в противостоянии с ними, поскольку через них с нами говорит, требуя повиновения, высшая власть. Мы никогда не воплотим полностью это притязание. Мы впоследствии откажемся, если это будет иметь значение, следовать этим категорическим требованиям. Мы откажемся, поскольку отвергнем сами себя. Мы заключены в тюрьме собственного «Я». Это происходит и в том случае, когда мы, симпатизируя другой личности, пытаемся с ней сблизиться, поскольку поиск нашим «Я» другой личности является лишь еще одним выражением нашей несвободы. Нет, мы не полностью свободны, не свободны и в этом проявлении, мы имеем обязательства тела и души, а также – духа. Этот факт придает злободневность и заставляет страдать по поводу великого политического вопроса о виновности в войне и мире и по поводу других тоже. В своем последнем притязании на правду мы догадываемся, что виноваты. В противном случае бессмысленным было бы любое страдание. Оно не может быть объяснено одними лишь ошибками и заблуждениями. Требование, предъявленное нам, является обязательным. Мы не можем им пренебречь, как будто выторговывая что-то и договариваясь о половинной стоимости с инстанцией, предъявившей его.
Эта двойственность человеческого сознания характерна для нас и без Евангелия. Это происходит только потому, что мы честно и мужественно испытываем человеческую природу. Но Евангелие придает этой истинности правоту. Его распространение – дело истины. Оно словно несет в себе очистительную функцию.
Но это пришествие Иисуса из Царства Божия свидетельствует не о благоразумии человечества, оно раскрывает правду о людях. Противодействие Евангелию открывает нам двойственность человеческой природы. Мы потеряли связь с истоками жизни. Мир брошен на произвол судьбы с тех самых пор, как отринул Бога. Греховность не является лишь событием прошлого, скорее современным фактом, имеющим отношение к каждой отдельной человеческой жизни. Только тот, кто старается очиститься, делает свою совесть открытой для восприятия откровения, поскольку мы зависимы от воли, неподвластной течению времени. Перед нами не другой человек, перед которым мы имеем обязательства на протяжении определенного времени, но тот, кто является вечным настоящим. «Боже, Господь Всемогущий, говорит с миром от восхода солнца до его заката»! И когда земля подойдет к своему концу, он подхватит нас.
В этом положении для нас представляется абсолютно невозможным выменивать у Бога какое-либо из его творений, ни нашу духовную жизнь, ни ценности, которые мы производим, ни природу, ни расу. Мы все осознаем эту двойственность: они возможны лишь постольку, поскольку они появились, подчиняясь воле Творца. Они никогда не бывают полностью предоставлены обстоятельствам. Никто из нас не располагает этой полнотой. Мы не можем при помощи своего рационального ума ни заменить расовое наказание на природную чистоту, ни получить чистый характер ценой нравственных усилий. Мы не только ограниченные, но и падшие творения. Поэтому для нас закрыт путь постижения Божественной тайны, поэтому мы постигаем наше положение через мировоззрение, которое мы придумали себе сами, идеализировав его. Всем этим попыткам противопоставлено простое Божественное слово «Осознайте, что Я – Господь»!
Если из этой ситуации и должен быть выход для человечества, то он может находиться в том же измерении, из которого для нас открывается изобилие безусловного и вечного спасения. Сами по себе мы выходом не располагаем. Он возможен в том случае, когда ниспосылается в качестве дара, милости, как нечто, что не может быть создано искусственно. В поиске данного пути Евангелие подводит нас к отрадной истине: с Христом дано начало новому явлению. Смерть побеждена. Через страдания Господь призывает свои падшие творения к себе, в Царствие Небесное. Он сам освятил страдания тем, что перенес их. Ценой своей жизни Он получил прощение человеческого греха. Христианский крест утверждает, что последнее слово остается не за смертью, а за жизнью. Да, сообщается, что наступило время нового единения мира с Богом. Оно преисполняет нас уверенностью, оно призывает нас к таинствам, оно встречается нам в качестве внутренней власти, в качестве вновь сотворенного Святого Духа. В вере человек вновь рождается для «живой надежды». Мы перешли в новое состояние. Грядет Царствие Божье. Придется дать отчет за все, что нам доверил Бог своей творческой волей. И потому – «будьте сильными», «возьмите шлем добродетели и меч духа», «Господь близко!».
