Тут, собственно, можно и завершить этот сложный раздел. Завершить утверждением, что ни типичного гвардейца, ни уж тем паче типичного немца той поры нельзя равнять ни с охранником или надзирателем концентрационного лагеря, ни с карателем «особых подразделений». И уж тем более не стоит отождествлять его ни с полицаем, сводящим старые счеты при новом порядке, ни с коллаборационистом, ведущим себя на родине хуже самого ярого оккупанта. Здесь необходима очень четкая граница, ибо в противном случае те, кто заслуживает самого сурового суда и достоин ненависти и презрения, так и будут впредь, как прежде, бросать зловонную тень на тех, кто просто жил в то непростое время. Жил, по мере сил и возможностей сохраняя свое лицо.
Заключение, или Какие мифы отправить на свалку
Ну что ж, настала пора подвести итоги этого, надо сказать, непростого разговора о морали и этике, чести и верности и о том, насколько привычный для нас образ врага, сложившийся отчасти под влиянием военной пропаганды, отчасти на основании литературных и кинематографических штампов, соответствует реальности. На чем же мы остановимся? Была ли мораль и нравственность у подданных Адольфа Гитлера или мы будем вынуждены заявить, что целая нация на двенадцать лет впала в буйное помешательство, превратившись в скопище нелюдей и мерзавцев?
Разумеется, такого рода превращение – это нечто из разряда фантастики. Правда, скажем, для Стивена Кинга такой сюжет был бы просто находкой, но для тех, кто хочет мало-мальски разобраться в сути вопроса, выяснить, в чем тут дело, подобного рода объяснение никак не подходит. А значит – нужно копать гораздо глубже, не списывая все на одержимость подданных и бесноватость главы государства. Собственно, чем мы и занимались на протяжении всего нашего повествования. И что же мы видим на дне нашего раскопа? Довольно интересные находки.
Во-первых, внезапно куда-то исчезает убежденность в том, что это именно национал-социалисты придумали концентрационные лагеря. Удивительное дело! Оказывается, на Нюрнбергском процессе изобретатели концлагерей и те, кто активнейшим образом их использовал против собственного народа, судили своих последователей и коллег. В принципе теперь, по прошествии лет, очень много странного и непонятного оказывается связано с этим процессом. Оставшиеся невыясненными факты, непонятные признания, странные смерти среди подсудимых и осужденных заставляют задуматься об истинных его целях. И как ни печально, за благородным стремлением покарать тех, кто по-настоящему виновен в преступлениях против человечества, проглядывает временами желание просто устранить тех, кто слишком много знал, скрыть собственную вину или связи с вождями рейха. Слишком уж все было поспешно, слишком многое осталось невыясненным. А любая неясность, неточность порождает мифы, подчас более опасные, чем точные факты. Именно исторические мифы позволяют нацизму в том или ином виде существовать по сей день. Если бы все, что связано с Третьим рейхом, оказалось на поверхности, стало доступным для публики, – все, как отрицательное и страшное, так и несущее в себе разумное зерно, – не могло бы быть и речи о какой бы то ни было романтизации национал-социализма.
Но вернемся к нашим находкам. Таким же образом, как миф о концлагерях, оказывается несостоятельной и убежденность в том, что Германия – родина антисемитизма. Странно читать типично гитлеровские пассажи в исполнении Сенеки или Ювенала, однако факт остается фактом: практически все доводы антисемитов, все их обвинения по адресу еврейского народа родом вовсе не из Германии, а из времен и стран куда более отдаленных. Ничего нового вожди НСДАП, пропагандировавшие расовую сегрегацию, не придумали. Они были более чем вторичны, выделяясь среди прочих юдофобов только невиданной агрессивностью и стремлением полностью, в том числе физически, уничтожить объект своей ненависти. Впрочем, и в этом не было ничего нового: у ксенофобов прошлого для того, чтобы лелеять подобные планы, просто не хватало технических средств. А так, дай возможности гитлеровской Германии, скажем, средневековым завоевателям Иерусалима, – и без того кровавая резня, устроенная ими по случаю победы, превратилась бы в тот же холокост.
Итак, еще одним мифом меньше. И надо сказать, это не может не радовать: исторические мифы мешают ясно видеть прошлое.
Кстати, завоеватели Иерусалима упомянуты тут совсем не ради красного словца. Третий рейх был, как мы убедились, государством, устремленным в прошлое. Его вожди, стремясь возродить величие империи времен ее расцвета, пошли по самому простому пути – попытались восстановить все, в том числе и чисто внешние черты орденского государства. В частности, этим можно объяснить и странные пертурбации морали и нравственности, неоднократно отмечавшиеся всеми исследователями Третьего рейха. В течение двенадцати лет, пока национал-социалисты находились у власти, в Германии насаждались морально-этические нормы, свойственные скорее для глубокого Средневековья, чем для начала ХХ века: в расчет принимались только, так сказать, базовые добродетели и устои, а все благоприобретенное на протяжении последнего времени объявлялось шелухой цивилизации. Разумеется, с такими установками были согласны далеко не все граждане Третьего рейха, однако, скажем, «идеальным немцем» – типичным членом орденской гвардии СС, этот подход принимался безоговорочно. Орден СС, ставший становым хребтом Третьего рейха, был организацией настолько средневековой, подобной рыцарским орденам эпохи Крестовых походов на Восток, насколько это было вообще возможно для структуры, созданной в ХХ веке. Вряд ли в какой-нибудь иной военной или военизированной организации минувшего столетия уделялось столько внимания вопросам чести и верности. Причем кодекс чести гвардейцев был настолько выверен и в то же время сложен, что подчас он входил в противоречие с интересами и, следовательно, приказами руководства ордена или рейха. Но бороться с ним никто не пытался, потому что любое наступление на кодекс чести и специфическую внутреннюю мораль ордена разрушило бы эту новую элиту, лишив вождей НСДАП совершеннейшего орудия.
Кстати, если уж говорить о специфической морали, стоит вспомнить и еще один миф, порожденный пропагандой, – о необычных нормах во взаимоотношениях полов, свойственных для Германии гитлеровских времен. Если судить по произведениям так называемой массовой культуры, в Третьем рейхе творился беспредел в половой сфере: повсеместное распространение гомосексуализма, потребительски-развратное отношение к женщине и пр. Между тем семья была, с точки зрения национал-социалистов, едва ли не большей ценностью, чем военная мощь державы. Именно на семью, причем многодетную, делалась ставка в расчете на будущее. Да и в целом моральные нормы во взаимоотношениях полов были гораздо более консервативными, чтобы не сказать – суровыми, чем в других странах Европы. Идей свободной любви, гомосексуальной «романтикой» и прочими подобными «прелестями» немцы «накушались» в декадентские 20-е, и, когда у власти оказался Гитлер с его пуританской моралью, его приветствовали с восторгом. Что уж тут говорить о нетрадиционной сексуальной ориентации, если обвинение в приверженности к ней использовалось едва ли не в качестве оправдания убийства Рема и разгона СА?! Принадлежность к сексуальным меньшинствам могла быть даже причиной для заключения в концентрационный лагерь.
