Он открывает рот, очевидно, готовясь поведать мне нечто из репертуара «не стареют душой ветераны». На всякий случай, перевожу разговор в более безопасное русло:
— Кристоф, расскажите, что вы хотели от меня на вечере в ресторане?
— Ах да, — Кристоф усаживается поглубже, раскладывает на коленях руки. Теперь передо мной уже не заботливый отец своей ледяной дочери, а глава представительства, стратег, воротила, делец, одним словом. — Алексей, я хочу, чтобы ты посмотрел на этих людей, — начинает поскрипывать Кристенссен. — Там будет несколько директоров от наших дистрибуторов. Во-первых, Савельева из «OilИнформ». Её зовут Янина. Такая, высокая и рыжеволосая… Очень себе на уме, — Кристоф морщится. — Сиротина не смогла через неё проложить мне дорогу к Поручикову, вот и пришлось проводить деньги через «Ирбис». Пожалуйста, присмотрись к ней. — («Ага, эта та девица, что сидела рядом с Авериной и таращилась на меня», — соображаю я.) — Далее, Денис Матвеев из «Корсы». — («Любитель побухать», — думаю я.) — Этот Денис любит выпить, но его держат, потому что он родственник их генерального. Действуя известным способом, — Кристоф ловко цокает языком, демонстрируя, как выпивают, — у Дениса можно получить любую информацию... И, наконец, ещё одна девочка. — («Ларионова», — думаю я, и моё сердце падает.) — Её зовут Елена. Точнее, Елена Григорьевна. Вот ей удели особенное внимание. Потому что этой девочке в нашей схеме отведена особая роль.
— Какая роль? — навострил уши я.
— Сам завтра увидишь. На круглом столе. Зачем, по-твоему, Ларионову послали на этот саммит? В первый раз удостоили чести выступить с презентацией. — Кристоф оскаливается, показывая фарфоровые зубы и неприятные дёсны.
— Подождите. Так вы хотите сказать, что вы … — от невольной догадки у меня холодеют пальцы.
—… да, уже поговорил с её руководством, — заканчивает мою мысль Кристенссен. — Откровенно говоря, мне было жаль её. Ларионова хорошая девочка, у неё хорошая репутация, но, — тут Кристоф равнодушно пожимает плечами, — но так уж решила её компания. Боссам «Ирбис» видней. И нам с тобой остаётся только следовать их доброй воли.
Такое ощущение, что я оглох. Или ослеп. Или меня окунули в ушат с ледяной водой. Нет, не с водой, а с подлостью — типичной гнусностью дельцов-воротил, имеющих власть и деньги, и рассматривающих своих подчинённых, как особый подвид туповатых домашних животных. Хорошо себя ведут — подкину им кость-бонус. Плохо себя ведут — выкину на улицу. А перестанут быть нужными — и я подставлю их, после чего на освободившееся место возьму кого-нибудь поспокойнее, поновей или попородистей. «Кстати, насчет породы… А неплохая мысль!»
— Кстати, — осторожно начинаю я, — Сиротина мне рассказывала, что у отца Ларионовой есть какие-то связи не то в Газпроме, не то ещё где-то там. У нас с вами не получится нарваться на очень крупные неприятности, если ваша Ларионова вылетит из «Ирбис» с «волчьим билетом» под мышкой?
Кристенссен вонзается зрачками мне в переносицу, пытаясь прочитать, что у меня на уме.
— Магда в курсе этого разговора. Но я пока не рассказывал Магде про наши дела с «Ирбис». — А вот это я произношу очень тихо.
Кристоф откидывается на сидении. Помолчал. Похрустел пальцами.
— У Ларионовой был отец, который работал в Газпроме, — медленно и неохотно признаётся он. — Пять лет назад он умер. Я наводил справки, когда хотел взять эту девочку на место Сиротиной. Но, — и тут Кристоф равнодушно усмехается, — зачем мне нужен человек, от которого уже не может быть пользы? Именно поэтому я и порекомендовал Ларионову в «Ирбис». Хорошая девочка, хорошая репутация, хорошие профессиональные навыки. Но за неё никто не вступится, если что. — Пауза. Кристоф отворачивается и смотрит в окно. — О, а мы уже подъезжаем. Вообще, «Krebsegaarden» — прекрасный ресторан, очень люблю его. Знаешь, Алексей, много лет назад…
Далее Кристенссен всё-таки посвящает меня в короткую историю своих богомерзких похождений за спиной у Анны, умершей пять лет назад от остановки сердца. А я смотрю на Кристофа, и мне очень хочется сдавить его шею. Медленно. Очень медленно. Или засветить ему между глаз. Или взять и прямо сейчас объявить ему, что я никогда не женюсь на его дочери. И не потому, что я до смерти не хочу этот слабый раствор женщины, а потому что в Магде превалирует его кровь, кровь Кристофа Кристенссена. Именно поэтому я полгода не мог лечь с ней в одну постель и приберегал настоящую ненависть к Магде до нашего с ней брака. Или — мне взять и открыто сказать, что я просто не позволю подставить девчонку, которая только в том и виновата, что связалась с его шустрой кодлой? Но удар уже нанесён Ларионовой в спину. И точно также он будет нанесён мне. Ибо всё, что ведёт к победе твоей корпорации, честно и удобоваримо. А моя профессия директора по продажам вообще находится в том запредельном месте, где непорядочность в порядке вещей, а обман — достоинство. И этому меня, кстати сказать, много лет назад научил сам Кристенссен.
Да, я был его учеником, когда Кристоф работал в Германии. Это он вычленил меня из ряда безликих менеджеров по продажам, чтобы приблизить и приручить. Вы знаете, как это делается, если вы — босс, а перед вами талантливый и восприимчивый подчиненный, который, в случае чего, прикроет вашу задницу, но никогда не переплюнет вас. Вот только любой исполнитель всегда хочет занять место босса, и думает он об этом ровно в тот самый момент, когда вы свысока посвящаете его в тайны своей профессии. Через какое-то время вы привыкаете к нему, не можете прожить без него и даже начинаете ему доверять. Здесь-то вас и ждёт удар. Ваш бессловесный исполнитель превращается из шакала в тигра и требует не крошек с барского стола, а свой сочный кусок мяса. Первой ошибкой Кристофа стало, когда он выбрал меня. Второй — когда свел меня с Магдой, попросив «развлечь и погулять с его девочкой, а то она засиделась в двух стенах». Третьей — когда он купил на моё имя акции «OilИнформ». Последней — когда он попытался отобрать у меня и акции, и Магду. Я отомстил Кристофу с его дочерью, как не вернул и часть акций. С тех пор мы с Кристофом стали заклятыми друзьями до конца времён, связав наше будущее в агонии несчастной любви Магды, жгучей ненависти Кристофа ко мне и моего вечного страха перед безденежьем. К слову, я никогда не стеснялся этого страха: это нормально в тридцать три года паниковать, что ты можешь лишиться комфорта, который дают тебе большие деньги. И не просто большие, а очень большие деньги. За это я и платил Кристофу свои тридцать серебряников. А может быть, раньше я никогда всерьёз не стоял перед дилеммой, стать ли мне глупцом, спасая девчонку, или… остаться трусом.
Пока я раздумываю над странностями судьбы и тем, что выбор мной, в общем-то, уже сделан, такси останавливается. Кристоф разглядывает экстерьер «Krebsegaarden», я протягиваю купюру водителю. Глазами ощупываю его (не из нашего ли он офиса?). Убедившись, что это обычный датский служащий системного такси, указываю глазами на счётчик и приказываю ждать меня. Не замечая моих ужимок, Кристоф благосклонно кивает, я выпрыгиваю из машины, обхожу автомобиль и распахиваю дверь барину.
— Ну что ж, Кристоф, — говорю я. — Пойдемте смотреть на наших дистрибуторов…
