– Ну и видок, – заявляет женщина, глядя на нас.
Я перевожу взгляд на Диомедею, собираясь опротестовать это заявление…
– Да не она, а ты, Крис. Выглядишь, как будто всю ночь сражался с драконом.
Знала бы она, что почти попала в точку. Только у этого «дракона» прелестное личико и серые глаза.
– Чего не скажешь о вас, госпожа, – дурачусь я.
Никтея в самом деле выглядит прекрасно. Что не так-то просто при теле, которое досталось ей в этом прыжке. Сто восемьдесят сантиметров роста, анорексичная худоба и множество татуировок, покрывающих ее спину, плечи и руки. Однажды тетушка Ники заявилась на торжественный прием в платье с открытой спиной, было на что посмотреть. Не знаю, почему она не стала удалять их. Низкий болевой порог? Солидарность с панк-культурой?
Ники протягивает мне тонкую ладонь в черной перчатке: легкая, холодная, немая ладонь. Я знаю, что под тканью перчатки – биопротез, идеально имитирующий форму кисти. И такой же протез – вместо кисти другой руки. Никтея заполучила тело, у которого не было кистей обеих рук, но, судя по всему, эти неудобства не пугали ее: она использовала это тело уже почти три года и выглядела вполне довольной.
– Мне нужно поговорить с Диомедеей. Оставишь нас?
– До вечера, – подмигиваю я сестре. – Ваше желание для меня закон, госпожа.
– О, небо, Крис, прекрати этот официоз, – фыркает та и закрывает дверь, послав мне ослепительную улыбку.
Я понятия не имел, что, наспех распрощавшись с сестрой, в следующий раз увижу ее только через два месяца.
* * *
Больше никаких цветов, я усвоил намек. Теперь будет плюшевый зайчик с глазами-бусинками, который никогда не умрет. Я вошел в палату к Дио и онемел: выглаженная, заправленная кровать и никаких признаков того, что пациент все еще обитает здесь. Я направился прямиком в приемную, где чуть не наорал на молоденькую медсестру в голубой форме.
– Где пациентка из сорок второй палаты?!
– Синьора Фальконе распорядилась о перемещении пациентки в другую реабилитационную клинику. Три часа назад ее увезли…
– Куда?
– Нам не сообщили.
Сестру вот так вот наспех отправили черт знает куда, не сказав мне ни слова? Я вытащил телефон и позвонил Никтее.
– Знаю-знаю, ты в бешенстве, – сказала Никтея вместо «здравствуйте». – Я этажом ниже в кафе, спускайся и постарайся не орать на меня при всем честном народе.
Я спустился в ресторан клиники, быстро выцепил взглядом блондинистый затылок Никтеи и в две секунды добрался до ее столика.
– Где она?
– В Дании, – ответила Никтея, вылавливая из тарелки с салатом оливку и отправляя ее в рот..
– В Дании нет реабилитационных центров Уайдбека, – прищурился я.
– Есть. Небольшая клиника на тридцать человек. Совсем маленькая.
– Учитывая ее состояние, ей требуется куда более серьезное заведение.
– Не требуется, поверь мне. Свежий воздух, вид из окна на пристань и датские булочки на завтрак.
Я прищурился. Она что, не в своем уме?
– Хочу съездить к ней и убедиться, что все в порядке. Скажи адрес этой клиники и…
– Нет, – Никтея забросила в рот еще одну оливку и упрямо посмотрела на меня. – Это лишнее.
– Лишнее? – переспросил я. – Близкий человек рядом – это лишнее?
– Ага, – твердо ответила Ники, откладывая вилку. – В данной ситуации это абсолютно излишне.
– Родители знают?
– Конечно.
– Тогда я сейчас поеду домой и устрою допрос с пристрастием.
Никтея перестала жевать и наконец сосредоточила на мне свой взгляд – зеленый, как зелье колдуньи.
– Крис, я знаю, что с ней. Сегодня она выложила мне все, что происходит. Я все взвесила и уверена, что эта клиника в Дании – наилучшее место для нее на всей земле. Если ее не поставят на ноги там, то больше не смогут нигде.
– Я тоже хочу подробностей всей этой истории.
– Извини. Секретная информация. Все, что касается твоей сестры в настоящий момент, – больше не разглашается.
– Ой, да ладно! – взорвался я.
– Посмотрим на результат лечения, и если он будет положительным, то, возможно, я сниму гриф «Секретно» с этой истории, – подытожила Никтея, игнорируя мое возмущение.
Бесполезно. Все равно что стучать головой в глухую стену.
– Мне нужен Неофрон. Не подскажешь, где его найти? Его телефон вне зоны сети.
– Взял отпуск, так что понятия не имею, где он, – ровно ответила Ники и снова взялась за салат. – А зачем он тебе?
«Выяснить, как он нашел Диомедею в Египте, и всадить ему кулак в живот, если окажется не сильно разговорчивым».
Но Неофрона я так и не нашел. Его не было ни на тренировочной базе, ни в одном из заведений Уайдбека, и никто понятия не имел, куда он подевался.
* * *
Потянулись долгие, монотонные дни. Все похожие один на другой, как два крыла одной птицы. Меня не покидало ощущение, что девушка с глазами цвета предгрозового неба вложила мне в грудную клетку бомбу замедленного действия, чью тяжесть я постоянно ощущал с момента нашего расставания. Каждое чертово утро начиналось с мыслей о ней, каждый проклятый день заканчивался мыслями о ней, каждая невыносимая ночь не прибавляла ни сил, ни уверенности в том, что я все сделал правильно. Наоборот, меня не покидали навязчивые мысли о том, что было бы, останься я там еще на день или хотя бы на несколько часов. Что бы она сказала, проснувшись и увидев, что я все еще нахожусь в ее комнате? Что бы я сказал ей? Сколько секунд ей потребовалось бы, чтобы убедить меня в том, что в моей жизни нет и не было ничего более важного, чем принадлежать ей?
Я пытался забыться в работе. Приезжал в госпиталь рано утром и уходил тогда, когда на парковке не оставалось никаких других машин, кроме моей. Потом ехал домой и остаток вечера просиживал за ноутбуком с запущенной программой слежения. Маячок каким-то непостижимым образом все еще был на Лике. Она должна была давно выбросить этот клочок бумаги – ведь для нее это всего лишь клочок бумаги, на котором я когда-то нацарапал ей пару строк. Но она не только не выбросила его, но и стала носить с собой. Маячок перемещался по городу, и я следил за ним, как зачарованный. Голос рассудка требовал, чтобы я исключил его из системы слежения и прекратил эту муку. Но, ей-богу, мне было проще отрубить себе руку, чем лишиться последней возможности видеть, что она каждую ночь возвращается домой и с ней все в порядке. Меня сводила с ума мысль, что Лика снова может попасть в беду. Что Вано мог быть не единственным ублюдком, у которого были претензии к ее гребаному брату, а значит – и к ней. Более того, ублюдками мне теперь казались все ее потенциальные ухажеры. Теперь я узнал, что такое ревность. Когда Кор в деталях рассказывал мне об этом чувстве, я с трудом верил. Теперь же готов был сам передушить всех парней, реальных и воображаемых, которые подходят к ней ближе чем на метр. И тем более тех, кто прикасается к ней. Этих я готов душить с особенным упоением.
