А потом – на день четвертый-пятый – в северном крыле воцарилась странная тишина. Ара Макао, один из новоприбывших, весельчак и затейник, пробрался в девичьи хоромы, а по возвращении из «тыла врага» доложил:
– Заучки взялись за Библию.
* * *
Мне не спалось ночью, я спустился на кухню перекусить и выпить чего-то горячего. На кухне горел свет и пахло свежезаваренным кофе.
Кофе! В начале первого ночи. На диване, прижав колени к груди, сидела одна из моих новоявленных «одноклассниц» и читала книгу в черной обложке. Флисовая пижама с капюшоном, рассыпанные по плечам волосы – темные, с медным блеском, веснушки на носу. Мы молча смерили друг друга взглядом.
– Кофе в полночь? Оригинально, – бросил я ей, открывая пачку дарджилинга
[22]
.
– Ты уже начал? – не поднимая глаз, спросила она.
– Начал что? Библию? Нет еще.
– Начни. И тоже не сможешь спать.
– Я выбираю спать, – пожал плечами я.
Девчонка посмотрела на меня с раздражающей насмешкой и снова уткнулась в книгу. Следующий вопрос она задала только тогда, когда я, покончив с чаем и куском пиццы, направился к двери.
– Ты когда-нибудь влюблялся?
Я застыл на пороге.
– Что, в Библию вставили очередную душещипательную историю?
– Я знаю, что не влюблялся, – сказала мне в спину девочка. – Как и я. Как все мы… Десульторы.
Я развернулся и встретился с ее пристальным взглядом.
– То есть?
– Параграф восемь, – сказала девочка, водя пальцем в книге. – Эта вся… любовь, романтика… Ну, когда твои одноклассницы сходят с ума по какому-нибудь Джорджио из параллельного класса – со мной такого никогда не случалось, и тут написано почему. Мы не такие, как они: мы не влюбляемся.
Девочка развернула книгу еще шире и протянула ее мне. Я подошел и сел с ней рядом.
– Эланоидес, – добавила она.
– Крис, – представился я в ответ, принимая книгу из ее рук.
– Почитай, пока я сварю себе еще чашку. Но потом сходи поищи свою.
* * *
Книга была написана на латыни, и я прочитал ее меньше, чем за двое суток. Казалось, еще никогда я не читал ничего более захватывающего. Там было все – от и до – о том, кто я и что меня ждет. Я листал страницу за страницей и не мог остановиться: вот как это было с другими, вот как это, скорей всего, будет со мной…
Как только мне исполнится пятнадцать, все эти невидимые связи между моим телом и душой истончатся и начнут рваться. Спусковым крючком станет большая доза адреналина. Внезапная боль, волнение или возбуждение – что-то этакое обязательно случится рано или поздно – и тогда меня выбросит.
Я позвонил Кору и спросил, как его могло выбросить в тот момент, когда он просто шагал по саду к машине водителя. И Кор ответил: «Меня ужалила пчела, черт бы ее побрал! Прямо в шею! Представил?»
«Обычно случается что-то крайне обыденное: ты случайно режешь палец ножом или прикусываешь язык, уминая лазанью, – и оп-па, ты в другом теле, – повествовала Книга-в-Черной-Обложке. – И, поверь, лучше пусть это случится на родительской кухне, чем в постели с одноклассницей. Девушка перепугается насмерть, как только поймет, что ты не приходишь в себя. Лучше бы твоей первой партнершей была девушка-десультор, которая не начнет биться в истерике, а просто позвонит куда нужно. Или забудь о девушках вообще до поры до времени: меньше волнений – меньше “выпадений”…»
– Ара, ты должен это прочитать, – я трясу спящее тело в пестрой пижаме. На часах начало шестого утра. Ара швыряет в меня подушкой и ныряет под одеяло с головой.
– Тут написано, что нам всем стоит лишиться девственности до пятнадцати, – смеюсь я. – Потом начинаются кое-какие сложности.
Ара медленно выползает из-под одеяла:
– Если я все понял правильно, мы сегодня несем бутылку вермута в северное крыло?
* * *
– Параграф второй: «Тело-реципиент», – Ара залез в книгу чуть ли не с головой. Мы отрываемся от чтения только чтобы сходить отлить или набить желудок…
Оказывается, моя душа не будет прыгать куда попало. Ей подойдет только пустая квартира. Какой-нибудь парняга будет кататься на велосипеде, упадет и треснется головой об асфальт. Его душа покинет тело и – мозг остановится, как останавливаются лопасти ветряка в отсутствие ветра, как часы без пружины завода. Три минуты до необратимых поражений мозга. Две. Одна. Прохожие успеют сделать бедолаге искусственное дыхание и хорошенько попрыгают по его грудной клетке. Только вот душа парня уже на полпути к праотцам и маршрут менять не собирается. Квартира пустует, хозяин выехал и не вернется. Моя душа, которая в этот самый момент ищет подходящие апартаменты, распахнет дверь и забросит внутрь чемоданы. Я очнусь в теле того, кто так и не снял велосипедные перчатки.
Сколько их, таких тел, которые теряют душу, но которым не разрешают умереть до конца? Достаточно. Больше, чем можно представить. Заходи, живи.
Я испытал огромное облегчение, как только осознал, что не буду причиной чьей-то смерти – я лишь возьму то, на что хозяин больше не претендует. Это, пожалуй, хорошая новость. Плохая новость: человек не теряет душу просто так. Из человека ее может выбить только такой удар, после которого череп редко остается целым. Я запросто могу очнуться в теле, которое только что подорвалось на мине где-нибудь в горячей точке планеты. Я открою глаза на поле, засыпанный землей и осколками металла, и, однозначно, буду рад тому факту, что успел научиться останавливать массивные кровотечения…
– Короче, если я еще хоть что-то соображаю, – вздыхает Эланоидес, прикладываясь пухлыми губами к бутылке вермута, – завтра я могу попасть в тело какого-нибудь пройдохи где-нибудь… В северокорейской тюрьме, которого только что шарахнули электричеством на допросе. Его душу вытряхнет из тела, а моя залезет в теплый уголок.
– Еще какой теплый, – вымученно улыбается Ара и берет у Элли бутылку.
– Сделаешь звонок и через сутки обнимешь маму своими корейскими ручонками, – говорю я Эланоидес. Мне хочется подбодрить ее.
– Сделает звонок, конечно. Если пальцы молотком не отобьют, – ворчит Бутео, лихорадочно листая книгу. – Ребята, по-моему, мы в дерьме по уши…
Северное и южное крыло впервые сидят в одной гостиной и вместе «готовят уроки». Девчонки – бледные и перепуганные насмерть. Парни – храбрящиеся и задорные, но не менее бледные. И все же я был рад встретить свое будущее в компании людей с таким же диагнозом. Я был счастлив встретить его среди ровесников.
Девушка по имени Алауда подняла голову и заговорила тихо и сбивчиво:
– И что же мне помешает тут же отделаться от тела? В нем уже не будет никакой другой души, кроме моей, так? Так почему бы мне не покончить с собой прямо в камере этой проклятой северокорейской тюрьмы и в следующую секунду не открыть глаза дома?