— Четырнадцать лет назад Лилия Тадессе… одним словом, над ней надругались. Десятого августа, четырнадцать лет назад. Тогда их не нашли, а сейчас…
— Надругались? Как надругались? Это неправда! Не верю! Как это! — бессвязно выкрикивал потрясенный Эмилий Иванович.
— Это правда, Эмилий. Мне очень жаль, я думал, вы знаете.
— Ничего я не знаю! Бедная девочка! Господи, я ничего не знал! Я думал, она из-за мамы… у нее мама погибла! А она… тоже! Десятого августа! Они убили ее! Они же ее убили! Господи! Теперь я понимаю…
Он закрыл лицо руками и, к испугу Федора, заплакал. Он сморкался, вытирал слезы, всхлипывал, и было видно, как ему больно. Федор поежился. Он покопался в кармане пиджака, достал носовой платок и протянул Эмилию Ивановичу. Подхватил пустые чашки и пошел на кухню. Разделил поровну оставшийся кофе и понес на крыльцо. Протянул кружку Эмилию Ивановичу. Тот кивнул.
— Это один из них? В подвале… Сколько же их было?
— Да. Это один из них. Мы думаем, их было трое. На сегодня нам известны трое.
— А остальные?
— Остальные двое были убиты.
— А что будет с этим?
— Этот… тоже убит. Вряд ли он поправится.
— Если бы я знал! Если бы я только знал! Я бы его своими руками… Я бы закрыл его в подвале! Я бы его не выпустил! — Эмилий Иванович стучал кулаком по крыльцу. Потом он затих, сидел, бессмысленно вглядываясь в выщербленные ступеньки.
— Эмилий, тебе известно что-нибудь о родственниках Лили? — спросил Федор, переходя на «ты».
— О родственниках? — переспросил Эмилий Иванович, казалось, он не понял, о чем спросил Федор. — Не было никого. Только Руслана Андреевна, бабушка Лилечки. Может, она знает.
— Она говорит, никого не осталось.
— То есть вы не знаете, кто их…
— Не знаем, Эмилий. Этот человек… мы назвали его Чужой, восстановил, так сказать, справедливость. Машина правосудия пробуксовала, и он взял ее миссию на себя, выражаясь высоким штилем. Не буду утомлять тебя деталями, Эмилий. Его видели, свидетели описывают примерно одинаково, у него большой черный внедорожник… Возможно, он носит очки с затемненными стеклами. Никого не напоминает?
Эмилий Иванович недоуменно пожал плечами.
— Никого. А вы… ты не ошибаешься, Федор? Через четырнадцать лет… Да и не знал я ничего! От меня никто не мог узнать.
— А твой друг, старый художник…
— Валерий Илларионович? Он уже умер, через полгода после Лили. Ну что ты, он был больной и старенький…
Глава 31. Разбор полетов
… — И тогда, Савелий, я спросил о родственниках старого художника. И Эмилий рассказал мне о визите беглого внука — тот объявился год назад, но деда уже не застал. Эмилию он очень понравился. Трудно представить себе, какие удивительные совпадения случаются в жизни, Савелий! Ты помнишь дело о пропавшей невесте?
[7]
— Помню. А совпадение в чем?
— У художницы Майи Корфу был телохранитель и садовник, здоровый амбал, который знал обо всех убийствах, помнишь? А потом он сбежал. Наш капитан очень переживал, так как хотел посмотреть ему в глаза. Этого человека звали Сергей Ермак.
— Ну… помню. И что?
— А то, что внука старого художника тоже зовут Сергей Ермак. Двадцать лет о нем не было ни слуху ни духу, дед очень переживал — он в свое время выгнал внука из дому. Тот был наркоман, пропащая душа, выносил вещи, а однажды украл старинную семейную реликвию… Дед его выгнал, и он исчез на целых двадцать лет. А прошлым летом вдруг объявился. Эмилий говорит, он очень ему понравился. Приличный человек, говорит, солидный, видно, что небедный, живет в пригороде Лиссабона, занимается коммерцией. Приглашал его в гости. Кстати, недавно прислал Эмилию открытку из Португалии с видом главной площади города. Попросил продать дедову квартиру, а деньги, как тот и завещал, передать художественной школе. Так вот, этот Сергей Ермак, по описанию свидетелей, очень похож на Чужого. Кроме того, он постоянно носит очки с затемненными стеклами. Эмилий говорит, у него повышенная чувствительность к свету. У Сергея Ермака, которого я знал, очень яркие голубые глаза, а это уже примета. Отсюда, я думаю, и очки.
— Ты думаешь, это тот самый Сергей Ермак? Но тот жил здесь, я помню, а этот в Лиссабоне. И потом, если это он, как же дед мог не знать, что он живет в городе? И почему он вдруг пришел через двадцать лет, а не раньше?
— Всякое бывает, Савелий. Я соседей по лестничной площадке вижу раз в год, да и то не факт. Я думаю, это тот самый Сергей Ермак, и он жил здесь еще два года назад. Почему не приходил раньше? Не знаю, Савелий. Дед его выгнал из дому, он его обокрал. Может, боялся приходить… я этого тоже не понимаю. Люди иногда совершают странные поступки. Трудно сказать. Но, как бы то ни было, Савелий, рано или поздно наступает время собирания камней, и тогда человек возвращается и пытается исправить хоть что-то… так мне кажется. Вот он и вернулся. А насчет Лиссабона… опять не знаю. Может, и в Лиссабоне, почему нет? После истории с пропавшей невестой прошло два года, немалый срок. Да и исчезнуть ему нужно было…
Савелий подумал и спросил:
— Когда Эмилий получил открытку?
— Ты, как всегда, зришь в корень, Савелий, — похвалил друга Федор. — На почтовом штемпеле стоит дата — пятнадцатое августа.
— Тогда это не он! Пятнадцатого августа Чужой был у нас в городе и посадил в подвал Болотника. У него алиби.
— Все не так просто, Савелий. Открытка — это… как бы тебе объяснить? Я несколько раз общался с Ермаком, у него специфическое чувство юмора, открытка вполне в его духе. Скорее, издевка.
— Разве это не алиби?
— Вряд ли. Открытку из Португалии отправил кто-то из его знакомых. Да хоть домработница или сосед. Это не проблема, да и сюжетец этот обкатывался в литературе не раз. Мы на него не поведемся, Савелий. Да и не думаю, что Ермак всерьез рассчитывал, что это проглотят.
— Значит, он мог приехать сюда, но тогда… я не понимаю, Федя, ты же сказал, что он долго готовился к этим убийствам, сколько же он тут находился?
— Я не сказал, что он готовился долго, я сказал, он готовился тщательно, Савелий. Допустим, он узнал о Буром и Болотнике от Малко. Как ты помнишь, Малко в свое время был допрошен и отпущен, так как следствие не сумело доказать, что он участник преступления, — на его одежде не оказалось следов крови, и анализ ДНК был отрицательным…
— А откуда он узнал про Малко? У него что, был доступ к следственным архивам? Даже Эмилий ничего не знал.
— Вряд ли был доступ… не думаю. Эмилий сказал, что дед оставил внуку письмо. Даже через двадцать лет он надеялся, что внук жив и когда-нибудь вернется. Я думаю, он написал ему о том, что произошло с этой девушкой.
