— Кофе? — спросила женщина.
— Можно, — ответил гость. — Давай. Ты живешь одна?
— Одна! — Регина хихикнула. — Никто замуж не зовет.
— Ни за что не поверю! Небось от хахалей отбоя нет.
— Да какие сейчас мужики! — Она остановилась на пороге гостиной по дороге на кухню — тема была животрепещущей. — Так и норовят сесть на шею. Одной лучше, сама себе хозяйка. Иду куда хочу, покупаю что хочу. Недавно вот в Египте была… так ихние мужики под ноги кидались! Они наших женщин любят, особенно блондинок. Мы ходили в ночной клуб, едва отбились.
— А замуж в Египте слабо?
— Да знаю я таких! Думали, идут за миллионера, а он потом посылает ее работать, а сам спит целый день или в клубе с дружбанами сидит, кофе лакает. Они водяру не пьют, религия не позволяет. Одной лучше, сама себе хозяйка.
Она побежала на кухню. Мужчина стал рассматривать фотографии в пестрых рамочках, стоящие на журнальном столике. На каждой была хозяйка: в вечернем платье за стойкой бара, в бикини на пляже, за столиком ресторана с бокалом в руке; в компании таких же разряженных кукол и скалящих зубы мужчин.
Улыбка с уходом Регины сползла с его лица, и оно стало каменно-задумчивым, даже мрачным. Он словно видел перед собой Ирину, прижавшуюся лбом к оконному стеклу в стекляшке «Мегацентра». Жалкую, одинокую, какую-то неприкаянную. Черт, черт, черт! Вся красиво задуманная схема пошла наперекосяк. Надо же было так… влететь! Он сказал ей, что уезжает, он помнит, как она плакала… Она плакала, стараясь не показать слез, а он делал вид, что ни о чем не догадывается. Не нужно было! Не нужно было приходить, не нужно было подавать надежду… Он и представить не мог, что она помнит! Она помнит каждую минуту того вечера не то в августе, не то в сентябре, много лет назад… Он-то сам едва помнил, о чем они говорили… вернее, говорила она, а он молчал. Он не знал, о чем с ней говорить. Почему он пошел провожать ее? Случайно получилось. Лека сказал, малолетка на тебя запала, не теряйся, мол. Он и пошел, тем более вечер выпал свободный. Он здорово шкодил, когда вернулся из армии, наверстывал упущенное. Малолетка была ему не нужна, но гаденькая мысль крутилась — а вдруг? Ему и в голову не приходило, что есть такие… такие… черт его знает! Малолетки! Ему было скучно, и он уже прикидывал, как бы поинтереснее слинять, но тут они подошли к ее дому, и он с облегчением распрощался. Распрощался и дал деру, поклявшись, что больше не приблизится к ней и на пушечный выстрел. Она не вызвала в нем никаких крамольных желаний, он попросту не знал бы, что с ней делать. Она была как дочка его пассии, вернее, одной из пассий, Гельвина, которой было не то десять, не то двенадцать лет от роду. Соплюшка! Он видел, что она краснеет, смущается, и это забавляло его, тем более что парни подсмеивались… Целка, соплюшка, малолетка.
Он и сам не понял, как случилось, что он вспомнил о ней… Вспомнил и пришел. Не надо было. Он глубоко убежден, что люди с возрастом не меняются, ну, разве только могут бросить курить. Ирина осталась такой же малолеткой… Он вспомнил, как она сидела на постели, подобрав ноги, обхватив коленки, и смотрела на него, а он делал вид, что спит.
— А вот и кофе! — Регина толкала впереди себя стеклянный столик на колесах. — И вино! — Она споро разгрузила столик, красиво расставила красные с золотом чашки и хрустальные бокалы. — За знакомство!
Регина прижималась к нему горячим бедром, облизывала губы, призывно смотрела. Он положил руку ей на плечо, притянул. Она подставила губы. Он смотрел на нее… одно легкое движение, неслышный щелчок пальцами… и его миссия закончена.
Но вдруг он увидел лицо Ирины… ее взгляд! Черт, черт, черт! Он испытывал тоску и ярость, когда ломался выверенный и продуманный до мелочей план. До мелочей! Каждый шаг, самый маленький шажок помещался в клеточку с номером. Раз, два, три… и так далее. Шаг номер один, номер два, номер три. При этом он понимал, что случайности имеют место быть, никуда не денешься, но он также был максималистом, и случайности, от него не зависящие, портили ему кровь. А еще он был суеверен. Да, да, говорят, многие сильные и жесткие люди суеверны и не станут лишний раз искушать судьбу. Он ни разу не прокололся, все развивалось по плану, слишком гладко, вдруг пришло ему в голову. Слишком гладко… до сих пор. Может, это знак, подумал он, и нужно остановиться и переждать. Чутье у него было звериное.
А еще была Ирина…
Его тяжелая рука лежала на шее женщины, а он все медлил. Он чувствовал под пальцами биение токов крови и медлил. Ее найдут завтра или послезавтра, прикидывал он, могут показать в новостях с призывом звонить, сообщить, информировать. Ирина может увидеть… черт! Он не боялся, что она позвонит. Он знал, что она не станет звонить… скорее всего. Только к грузу, который она волочит по жизни, — грузу одиночества, неуверенности, малолетства добавится еще один — он, Дельфин. Убийца.
А эта никуда не денется, подумал он, скользнув взглядом по женщине рядом. Никуда! Их дорожки еще пересекутся. Охота не закончена…
— Пошли в спальню! — шепнула, прижимаясь, Регина.
Он скользнул взглядом по ее полуобнаженной груди, задравшемуся подолу…
Она вспорхнула с дивана и потянула его за собой.
— Иди, я сейчас, — произнес он хрипло.
— По коридору вторая дверь направо, — хихикнула она. — Жду!
Стоя посреди гостиной, он слышал, как она шуршит покрывалом, расстилая постель. Черт! Она шуршала там покрывалом, готовясь к работе, — опытная, циничная, безотказная, прекрасно знающая, что нужно «этим козлам». Женщина-механизм, женщина на один час, женщина на одну ночь.
Он вспомнил лицо Ирины, когда она сидела на постели, глядя на него, и снова чертыхнулся.
Регина подкрашивалась, сидя на пуфике у зеркала. Она повернула голову на звук захлопнувшейся двери и секунду сидела неподвижно, прислушиваясь. Потом громко позвала: «Андрей!» Не получив ответа, вышла из спальни. Гостиная была пуста. Побежала на кухню — там тоже никого. Гостя не было также в ванной.
Регина с недоумением стояла у входной двери, ей показалось, она слышит торопливые шаги — кто-то сбегал по лестнице, не позаботившись вызвать лифт…
Дельфин призывно махнул рукой, такси вильнуло к обочине. Через двадцать минут он был на платной стоянке. Расплатившись, взял на юго-запад. Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти. Он крутил по тайным тропам проселочных дорог, обходя посты ГАИ, пока город не остался далеко позади. Часы показывали три ночи. Он предполагал, что его уже ищут, и только сейчас, выехав из города, позволил себе расслабиться.
Около семи утра он остановился в небольшом придорожном мотеле. Отогнал машину на стоянку, снял номер и заказал завтрак. Долго с наслаждением стоял под попеременно горячим и холодным душем. Потом съел завтрак, оказавшийся довольно приличным, и рухнул на кровать.
Он проспал около восьми часов и проснулся на закате. Лежа в постели, достал из кожаной папки листок, исписанный мелким бисерным почерком. Это было письмо. Дельфин знал его наизусть. Доставая зажигалку, он в последний раз пробежал его глазами…
