В смятении он покинул Поллару, пообещав Мадемуазель вернуться на следующую ночь. Ему нужно было принести ужасную новость в невидимый монастырь.
— Я скажу вам всю правду, брат Марко. Я видел Зефиро на Аустерлицком вокзале, но мы уехали с него врозь.
— Почему? — спросил Марко, открывая дверцу дровяной печи. — Зачем совершать такую глупость?
Огромная корзина только что собранных трав наполняла кухню пряными ароматами.
Брат Марко взял рыбину в свои маленькие ручки, похожие на лапки макаки.
Ванго заметил, что брат-кухарь всегда смотрел живности в глаза, прежде чем отправить ее в печь. Это была тайная дань уважения всем младшим братьям по разуму — в чешуе, в шерсти или перьях, — чьи тушки он разделывал искусно и быстро.
— Произошла очень странная вещь, — продолжал Ванго.
— Передай мне соль.
Ванго молча подал соль. Встретившись с ним взглядом, Марко закричал:
— В чем дело? Я знаю: ты считаешь, что я пересаливаю! Ну и что? Я не какой-нибудь кулинарный гений, я готовлю для простых людей!
Марко уже не мог сохранять спокойствие. Ванго ответил:
— Я ничего такого не говорю, брат Марко.
— Значит, слишком громко думаешь! Где падре? Где он?
И Марко подкинул в огонь два полена, в пику Ванго, который всегда настаивал, что меч-рыбу надо томить на тихом огне.
— Я не знаю, — сказал Ванго. — Когда я посмотрел на Зефиро… он меня не узнал.
Брат-кухарь вскрикнул.
Он обжегся.
— Что ты сказал?
— Зефиро… Зефиро меня не узнал.
Марко побледнел.
— Боже мой…
А в нескольких сотнях метров от монастыря брат Маллиган смотрел вдаль и не верил своим глазам.
Сегодня, как и каждое воскресенье, Джон Маллиган был Южным кардиналом.
На Аркуде было целых четыре кардинала. На этом посту монахи сменяли друг друга. Они по очереди носили красную кардинальскую шапочку. В их обязанности входило наблюдение за четырьмя сторонами света — Севером, Югом, Востоком и Западом. У каждого был свой день недели, и каждый с нетерпением ждал момента, когда он окажется наедине с необъятным морским простором. Были среди монахов кардиналы-мечтатели, были мистики, были сони. А Маллиган был кардиналом-рыбаком, любителем посидеть с удочкой на берегу.
Едва занялся рассвет, как Джон Маллиган занял свой пост, устроившись на скале с требником на коленях и зажав ногами удилище. Распевая псалмы, он каждые тридцать секунд прерывался, чтобы взглянуть на море и перетащить поплавок на новое место.
Вдруг он ясно увидел черную точку, которая на большой скорости двигалась вдоль острова, оставляя за собой пышную белую борозду.
Взглянув в свой бинокль, он не смог сдержать восклицания.
Это был катер с тремя кокпитами
[42]
и мощным подвесным мотором, как у скоростных лодок «Хакер-Крафт», которые он видел в Новой Англии, на пляжах Кейп-Кода или Нантакета, где отдыхали Аль Капоне и его мафиози.
Моторка летела стрелой, едва касаясь воды, оставляя за собой идеально ровный шлейф пены.
В Европе такие катера можно было встретить только в Венецианской лагуне или на больших озерах Швейцарии и Ломбардии. В них на кожаных диванчиках всегда сидели дамы с развевающимися на ветру волосами и господа с безукоризненными проборами, в белых брюках и трикотажных безрукавках.
Но четверо мужчин на этом катере никак не походили на богатых яхтсменов. Каждый из них был вооружен пистолетом Томпсона с дисковым магазином — брат Маллиган хорошо знал это оружие, навидавшись его в гардеробных своих чикагских прихожан во времена Сухого закона
[43]
.
К тому же у всех четверых были такие свирепые физиономии, что одним своим видом они могли обратить в бегство самых отъявленных головорезов Аль Капоне.
Убедившись, что катер, не сбавляя хода, прошел мимо Аркуды, обогнул длинный остров Филикуди и направился в сторону Салины и вулкана Поллары, отец Маллиган перестал беспокоиться.
Как-то, с месяц назад, он видел в море кашалота, а совсем давно, посреди ночи, — проплывающий в небе дирижабль.
Господь сотворил для меня чудеса…
[44]
И Джон Маллиган вернулся к своему требнику и поплавку.
Через час после этого, во время заутрени, брат Марко обратился к собравшимся перед ним монахам.
Нужно было объяснить всем, что отца Зефиро на некоторое время задержали во Франции. Марко прибег к доводам, типичным для начальника вокзала. То есть говорил об опоздании поезда по не зависящим от него причинам, о досадных неисправностях… Словом, напускал туману.
Это объявление было встречено гулом разочарования.
— Падре вернется к нам сразу, как только сможет. Он думает о вас. И по-братски всех обнимает.
При этих словах Марко протирал треснувшие стекла своих очков. Очки слегка запотели. Он бросил взгляд на Ванго. Монах был еще не готов признать, что их падре, возможно, никого не узнаёт в лицо, что он сошел с ума и отправился гулять по свету.
Затем Марко укрылся в келье Зефиро и попросил оставить его одного. Прислонившись к стене, он медленно снял очки.
Брат Марко не находил в себе сил принять эту новую миссию. Его взгляд блуждал по комнате. Три книги. Тюфяк. Вот и все, что осталось от Зефиро. Как они будут теперь обходиться без него?
Взгляд Марко упал на язык большого монастырского колокола, висевший на крюке. Сам колокол находился в нише, вырубленной в скале над часовней, а язык от него, этот бронзовый предмет в форме капли, оставался в келье аббата. Трогать его не дозволялось.
Каждый день, от заутрени до вечерни, монахи раскачивали немой колокол, чтобы не привлекать внимание жителей соседних островов.
Марко прикоснулся к бронзовому языку, ставшему символом этой невидимой обители.
«Тридцать монахов…» — думал он.
Он чувствовал, что его плечи не выдержат такой ноши.
Он вспомнил, как однажды ночью во время шторма Зефиро на несколько часов доверил ему язык колокола. В тот вечер Марко получил известие о смерти своей младшей сестры Джулии, которую он не видел десять лет. Он даже не смог бы появиться на похоронах. Там, в Мантуе, родные Марко считали его пропавшим без вести.
