Теперь им было уже не до смеха. Они вспоминали, как в возрасте четырех и двенадцати лет пробирались на рассвете в родительскую спальню и свирепо, точно разбойники с большой дороги, бросались на их широкую кровать. Полусонный отец кричал воображаемому кучеру: «Гони!» и защищал, со шпагой в руке, жену, которая испуганно прятала голову под подушку. А маленькие бандиты скатывались на ковер.
И если в такие моменты горничная Мэри входила в спальню, чтобы раздвинуть шторы на окнах, то при взгляде на эту сумасшедшую семью, лежавшую кто где — старшие в изнеможении на кровати, мальчик на полу, а маленькая девочка, обутая в огромные отцовские сапоги, и вовсе под комодом, — она твердила: «Да они все безумные! Господи, ну и сумасброды!»
Но по ночам, лежа в постели, она молилась о том, чтобы они еще долго оставались такими.
Этель и Пол бережно прикрыли за собой дверь родительской спальни. Внизу их ждал обед. Все комнаты были натоплены. Они сели поближе к камину, бок о бок, в торце стола, такого огромного, что его конец терялся где-то вдали, в шотландских туманах.
Им прислуживали трое лакеев, двое других стояли в дверях.
Огни канделябров добавляли света к пламени очага.
— Я знаю, кого ты хотела увидеть в Париже, — сказал Пол.
Этель опустила глаза.
Тогда он нарисовал кончиком ножа букву «В» в ее тарелке.
В тот же вечер, над Средиземным морем
Около десяти часов вечера на борту цеппелина кто-то бросил в темноте, рядом с Ванго, моток веревки. Он уже приготовился к прыжку, как вдруг услышал задыхающийся шепот Эккенера:
— Они тебя ищут. Как только я подам сигнал, ты выберешься на крышу цеппелина, а потом спустишься на землю по веревке. Мы будем лететь очень низко. Удачи тебе, Иона!
«Какой сигнал? Какая земля?» — хотел спросить Ванго, но тут со стороны трапа послышался еще чей-то голос.
— Командир, что вы тут забыли?
И в лицо Эккенеру ударил луч света от мощного фонаря. Голос принадлежал Максу Грюнду.
— Я смотрю, вы любите прогуливаться по вечерам во всяких укромных местах…
После инцидента с поваром Отто гестаповцы временно прекратили поиски. Они собирались возобновить их на следующее утро, начав с обыска кают десяти мотористов. И были уверены, что за несколько часов обнаружат своего нелегала.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спросил Грюнд.
Хуго Эккенер заслонился ладонью от бьющего в глаза света.
— Нет, не думаю, что вы способны мне хоть в чем-нибудь помочь.
— Может, у вас какие-то проблемы?
— Да.
— У всех есть свои маленькие секреты, командир; у кого благородные, у кого постыдные. Даже у героев.
— Я не герой, — ответил Эккенер.
— Во всяком случае, мне кажется, в глазах нашего народа вы останетесь им ненадолго.
Грюнд с самого начала подозревал, что Эккенер имеет какое-то отношение к этому делу с нелегалом. И полицейский твердо вознамерился достичь вместо одного сразу двух результатов — разоблачить Эккенера и найти его подопечного.
— Ну, так расскажите мне, что вы скрываете, командир.
— Я не герой, — снова пробормотал Эккенер.
Голос его дрожал.
Вдруг рядом с ним раздался звон разбитого стекла.
Макс Грюнд направил фонарь вниз, к ногам Эккенера.
Там лежала разбитая бутылка. Вино вытекло на пол, замочив подошвы Эккенера, который держал в руке другую бутылку. Казалось, он с трудом стоит на ногах. В воздухе явственно запахло вином.
Грюнд состроил брезгливую гримасу.
— Хороши же они — эти старые герои!
— Я не…
Но Грюнд перебил его:
— Так вот он — ваш секрет. Какое счастье, что наступает время новой Германии, и ее кумирами не будут старые алкоголики, которые прячутся по углам, чтобы напиваться!
Он обвел фонарем винную кладовую. Ванго затаился в темноте, за полками. Грюнд плюнул на пол, отвернулся и начал спускаться по трапу, огорченный потерей добычи, но крайне довольный своим открытием. Досье Эккенера с каждым, днем отягощалось новыми компрометирующими фактами.
— Я не герой, — повторил командир, который, шатаясь, спускался за ним.
Так Хуго Эккенер заплатил своей честью за свободу Ванго.
Прошло два часа, а беглец все еще сидел в темноте, ожидая таинственного сигнала. Конец веревки он обвязал вокруг пояса. В цеппелине стояла тишина.
Ванго так и не покинул свой тайник. Здесь не были слышны даже двигатели. Только баллоны с водородом легонько терлись о брезентовую обшивку, отчего ее швы чуть поскрипывали. Судя по всему, время шло к полуночи.
А внизу Эккенер, проведя пару часов в одиночестве, зашел в кают-компанию, где еще сидели, невзирая на позднее время, несколько пассажиров. К нему подошел капитан Леман.
— Командир, мы и так потеряли массу времени, огибая Францию. Я не понимаю, почему мы все еще летим к югу.
— Я ведь уже говорил вам, капитан: мы идем этим курсом, чтобы отблагодарить доктора Андерсена за то, что он спас жизнь нашему повару.
— Я очень сожалею, — воскликнул Андерсен, — я вовсе не хотел…
Доктор Андерсен как раз и был тем стариком с эспаньолкой, чьи глаза так внимательно изучали все вокруг.
— Но вы же мечтали увидеть Стромболи. Значит, вы его увидите!
— Я…
— Доктор, разве вы не мечтали увидеть вулкан?
— Да, разумеется, командир, но…
— Вы слышите, капитан, он об этом мечтает.
И в самом деле, доктор Андерсен был крайне любознателен, он питал жадный интерес ко всему на свете; целой жизни не хватило бы, чтобы удовлетворить это любопытство. И если бы сегодня ночью ему предложили проверить, плоская ли Земля на обоих полюсах, он согласился бы не раздумывая.
Нет, капитан Леман отказывался понимать своего командира.
В десять часов вечера, к моменту, когда дирижабль должен был круто повернуть на запад прямо над Сардинией, Хуго Эккенер приказал держать прежний курс на юг, чтобы подойти ближе к вулкану Стромболи. Этот странный каприз был настолько несвойствен доктору Эккенеру, что Леман просто терялся в догадках. Как раз перед этим он застал его за чисткой подошв своих ботинок. И вдобавок, выйдя из туалетной комнаты экипажа, Эккенер оставил после себя запах вина, крайне обеспокоивший капитана.
— Но тогда мы прилетим в Бразилию с восьмичасовым опозданием! — умоляюще сказал он.
— Леман, я приказываю вам выполнять мое распоряжение.
Цеппелин довольно долго летел в заданном направлении; наконец один из пилотов вошел в кают-компанию и доложил:
