— Ты знаешь этого мужчину? — спросила Джой.
— Нет, — ответила Фелисити. — Пожалуйста, потише.
— У него парик, — сообщила Джой, надеясь по привычке в зародыше пресечь самую возможность развития новых нежелательных отношений. Именно так следует поступать, заботясь о благе подруг, именно так она всю жизнь и поступала. Однако старалась она зря. Пока пели гимн, мужчина потихоньку-полегоньку передвинулся на другую сторону могилы и встал рядом с Фелисити. У Фелисити до сих пор сохранился приятный голосок, в один из трудных периодов своей жизни она зарабатывала пением, это была ее профессия — Фелисити мало рассказывала о себе, но это рассказала. Конечно, ее голос потерял силу и слегка дрожал, но она искусно им владела и сейчас так и разливалась соловьем для незнакомца с белыми волосами. Заговорить им, ясное дело, проще простого: у них общий покойник. Джой услышала, как он с участием спросил Фелисити:
— Ваш близкий родственник?
Чего ему надо? За деньгами охотится? Фелисити выглядела роскошно, она всегда выглядит роскошно, хотя весь ее гардероб не стоит и десятой доли того, что заплачено за брошку Джой, за этого медвежонка.
— Пасынок, — ответила Фелисити и — нет, вы только подумайте! — потупила глазки. Глаза у нее остались красивыми и в старости — большие, серо-зеленые, с тяжелыми веками, они почти не ввалились, может, Фелисити даже делала когда-то подтяжку. Джой проследила за кокетливо опущенным взглядом Фелисити: она вроде бы рассматривала более чем странные башмаки незнакомого мужчины, грубые, тяжелые, стоптанные, бесформенные.
— Печально. — Мужчина удивился. — Сочувствую вам. Я и понятия не имел. — Голос у него был мягкий, спокойный; Джой подумала, что он, может быть, приехал на похороны из Бостона. Сама Джой была склонна всех презирать, она родилась в Нью-Джерси и тем гордилась.
— Всего лишь пасынок. — Видно, Фелисити решила ничего не скрывать. — Пасынок, а не родной сын. Я его пятнадцать лет не видела и не могу сказать, чтобы он занимал в моей жизни большое место. Одолжила ему денег, и он навсегда исчез. Так уж люди устроены. Ни один добрый поступок не остается безнаказанным.
— Это уж да. — Он засмеялся. — И все же вы пришли на его похороны. У вас доброе сердце.
— Не велика заслуга — постоять полчаса на холоде в память о том добром, что в человеке было. Как иначе поддерживать в людях добрые чувства?
От такого назидательного занудства любой нормальный мужчина сразу скиснет, подумала Джой. А мисс Фелисити на все плевать, поразительная женщина. Мать Джой с детства ей внушала, что никогда не следует показывать мужчинам свой ум, ни в коем случае нельзя говорить то, чего бы они сами не сказали, иначе они убегут от тебя без оглядки, и видите, как удачно она, Джой, всю жизнь устраивала свою жизнь. А Фелисити готова поставить все на карту и проиграть. Слава богу, кажется, и в самом деле проиграла. Их разговор иссяк. Теперь можно идти к машине. Джой потянула Фелисити за рукав ее расшитого индейским орнаментом зелено-кремового пальто, желая напомнить о своем существовании. Кстати, о пальто: Фелисити ужасно странно одевается. Мать Джой считала, что главное для девушки — это излучать радость и здоровье, все у нее ясно и просто. Фелисити же всегда казалась загадочной, кто знает, какие тайны скрывают летящие шарфы и вышивка.
Джой поняла, что напрасно теряет время. Фелисити и седой теперь смотрели друг другу в глаза. “В волшебный сказочный вечер свою любовь ты встретишь…” Да, именно так Джой встретила своего юриста, хотя уже была замужем за врачом… “В шумном зале, в толпе…” Такое и в самом деле случается. Вдруг налетит невесть откуда, закрутит вихрем, и ничего от прежней жизни не останется. Но Джой тогда было тридцать лет, а Фелисити сейчас за восемьдесят, и нет никакого шумного зала, есть кладбище, на дешевый гроб летят комья земли, никто не бросил ни единого цветочка. Двух мужей Джой кремировали. Чем импозантней и дороже гроб, тем легче прогнать мысли о лежащем в нем мертвеце: тот, кто когда-то делил с тобой постель, превратился во что-то холодное и неподвижное, но и это не окончательное превращение, за холодной неподвижностью следует разложение. Трупам свойственна спокойная непреложность, они кажутся более реальными, чем мы. Но думать обо всем этом невыносимо. Может быть, Фелисити для того и затеяла этот флирт — именно флирт, никак иначе ее поведение не назовешь, — чтобы не думать. Джой совсем извелась от мрачных мыслей, к тому же ее начал смаривать сон. Она одна вернется к “мерседесу”. Чарли закроет ее ноги пледом… Она все еще его побаивалась, но Джек уверял ее, что он и мухи не обидит. Что ж, ему виднее.
15
— Вы на машине? — спросила мисс Фелисити Уильяма Джонсона, ибо таково было его имя.
— В общем-то нет, — ответил Уильям. — Машина уехала вместе с моей падчерицей десять минут назад.
— На похоронах кто-нибудь кого-нибудь обязательно обхамит, — отозвалась мисс Фелисити. — Позвольте подвезти вас куда-нибудь, это кладбище — не самое уютное место в мире.
— Мне нужно в Мистик, — сказал он. — Я там временно живу. И к моим услугам нет целого парка лимузинов.
— Да, светлые и темные полосы в жизни чередуются, — отозвалась Фелисити.
Пока они шли к “мерседесу”, он коротко рассказал ей, что Томми прожил с его падчерицей Маргарет пятнадцать лет, они то расходились, то сходились, Томми крепко пил и не мог содержать семью, он, Уильям Джонсон, помогает им по мере возможности.
— Не заметила, чтобы она испытывала к вам благодарность, — отозвалась Фелисити.
— Вы же сами сказали: ни одно доброе дело не остается безнаказанным. — И он снова засмеялся.
Она старалась идти с ним в ногу. Он тоже замедлил шаг. Выглянуло солнце, и снег засверкал. Мрачный, окутанный сырым туманом пейзаж послушно преобразился, наполнился живыми красками, поэзией. Джой сердито смотрела на них из машины.
А они ничуть не спешили.
— Но вы все равно пришли на его похороны, — сказала Фелисити с восхищением.
— Пришел, — согласился он. — И вы тоже пришли.
Он сказал, что не склонен винить во всем Томми, в нем было много хорошего. И еще он сказал, что его жена умерла четыре года назад.
— Подумать только, — отозвалась Фелисити: ведь и она вдова, и тоже похоронила мужа четыре года назад, как оказалось, в том же месяце, что и он жену. Еще одна ниточка, связывающая их. Фелисити поведала ему, что все это время жила одна, совсем недавно переселилась в “Золотую чашу”, там неплохо.
— Еще бы, за такие-то деньги. — Оказывается, он читал их буклет, но сам ничего такого позволить себе не может; их с женой дом он отдал Маргарет, а сам скитается по местным пансионам, самым пристойным оказался “Розмаунт” — дыра, конечно, но приятная дыра.
Возле машины он закурил сигарету, и всем пришлось ждать.
— Первая за пять месяцев, — объяснил он. — Похороны выбивают из колеи. — Он затянулся в последний раз и втоптал окурок в снег. — Ну вот, теперь вам известны все мои грехи.
