Если Риверс замялся, то лишь на секунду.
– О Ванессе? Конечно, я знаю ее с детства, и она уже тогда была красавицей. После смерти родителей ее, что называется, вырастил дядя. У нее нет ни сестер, ни братьев, а потому ей досталось солидное состояние. – Он выдержал паузу. – Она не пропустила ни одного лондонского сезона, но любит и глубинку. – Он рассмеялся. – Смею сказать, рано или поздно она превратит Джеймса в сельского сквайра! Ему придется освоить охотничье ремесло.
– Она женщина набожная? – спросила Мерси.
– Набожная? – Капитан Риверс чуть не растерялся, но быстро взял себя в руки. – Безусловно. Твердая приверженка Церкви, будьте уверены.
– Что ж, – тихо сказала Мерси, – я надеюсь, что Джеймс не затянет их совместный приезд.
– И в самом деле, – неопределенно поддакнул Риверс.
Мастер вернулся к разговору о Ванессе и сыне лишь после ухода женщин, когда остался наедине с капитаном.
– Я обдумывал ваши слова о кузине и вспоминал Лондон, – невозмутимо начал Джон. – Сдается мне, что ей хочется видеть мужа человеком светским.
– Пожалуй, – ответил Риверс.
– Значит, ей может не нравиться то, что он занимается торговлей.
– Не могу знать.
– Судя по тому, что я повидал в Лондоне, – продолжил Мастер, – англичане не считают торговых людей джентльменами. Можно быть выходцем из джентри и заниматься торговлей по необходимости – как наш друг Альбион. Но, заработав на торговле состояние, англичанин, скорее всего, продаст свое дело, купит имение и обоснуется в нем джентльменом. Торговля и джентльменство несовместимы. Но почему?
– Ваша правда, – согласился Риверс. – Джентльмен идет в парламент или армию, но по возможности сторонится бухгалтерии. – Он усмехнулся. – Считается, что джентльмены относятся к старой военной аристократии. Рыцари, знаете ли, в доспехах. По крайней мере, в теории.
– В Америке иначе.
– Вот взять, допустим, Вашингтона из Виргинии: армейский офицер с загородным домом и обширными угодьями – его, без сомнения, назовут в Англии джентльменом. Даже Бен Франклин полностью отошел от торговли, – с улыбкой добавил Риверс. – В Лондоне он вполне себе джентльмен.
– А я кто такой? – криво усмехнулся Мастер.
На краткий миг в лице аристократа проступила тревога. «О боже, – сообразил Мастер, – Риверс боится, что оскорбил меня и теперь не получит в долг».
– В Каролине, – ответил Риверс без затей, – я тружусь на моем складе и торгую в моей же фактории. И если бы я слишком загордился этим, вы не ссудили бы мне ни пенни. В Нью-Йорке, сэр, вы живете намного роскошнее, чем я. У вас есть корабли, вы участвуете в чужом бизнесе. Ваши земельные владения обширны. Пожелай вы вернуться в Англию, вы бы зажили там весьма почтенным джентльменом. – Он с любопытством взглянул на Мастера. – Ваш сын там. Вы никогда об этом не задумывались? У вас много друзей, включая – смею вас заверить – Ривердейлов.
Сказано было умно и доброжелательно. Но Мастер испытал потрясение. Вернуться в Англию? После того, как Мастеры вот уже больше столетия преуспевают в Нью-Йорке? Такая мысль ни разу не пришла ему в голову.
Однако вечером, обдумывая услышанное, он вынужден был признать естественность вопроса Риверса. Сын уехал. Женился на англичанке. Джеймс стал англичанином. Он, Джон, ослеп, если не видит этого. А его англичанка-жена, может статься, спит и видит, как Джеймс получит наследство и отойдет от дел.
И тут Джон Мастер понял еще кое-что. Он остановит ее. Он хочет, чтобы Джеймс был снова здесь, в Америке. Но как это устроить, черт побери?
Когда домочадцы Мастера встретили весну 1773 года, Гудзон раздумывал над несколькими вещами. Он мог считать себя везунчиком: его семейство жило в тепле и сытости под крышей одного из лучших домов Нью-Йорка. Это было счастьем. Но находилось и много поводов к беспокойству. Прежде всего он тревожился за Мерси Мастер.
В начале марта Джон Мастер взошел на борт корабля и отправился в Каролину инспектировать плантации Риверса. Не прошло и трех дней, как Мерси захворала. Гудзон решил, что она подцепила что-то в доме призрения. Пригласили врача, но она так и осталась в постели, сгорая от лихорадки вот уже несколько дней. Его жена и Ханна исправно за ней ухаживали, но Рут призналась Гудзону, что хозяйка, по ее мнению, может и не выжить. Вдогонку Джону Мастеру послали письмо, но кто мог знать, когда оно дойдет. Тем временем Соломона отрядили в графство Датчесс за Сьюзен.
Однако больше всего Гудзона трогало поведение Абигейл. Ей было только тринадцать, но она держалась спокойно – не хуже любого взрослого. Возможно, она подготовилась при посещении больных, к которым ходила с матерью. Когда лихорадка достигла пика, она спокойно сменила у постели Ханну. К прибытию из графства Датчесс ее старшей сестры лихорадка немного спала, и Абигейл сидела у изголовья, вытирала Мерси лоб и мягко разговаривала с ней, не оставляя одну.
Сьюзен превратилась в расторопную, сметливую женщину с двумя собственными детьми, ждущую третьего. Она провела в доме неделю и составила матери приятную компанию, но, как только уверилась, что угроза миновала, заявила, что должна вернуться к семье. И совершенно справедливо заметила, что лучше Абигейл матери никто не поможет.
Смятенный Джон Мастер возвратился почти через месяц, но, войдя в спальню, увидел лишь, что жена сидит в постели бледная, но всяко уже вне опасности, и с улыбкой слушает Абигейл, которая читает ей вслух. Однако даже при столь удачном положении дел Мерси еще неделями оставалась бледной и вялой. Гудзон же печалился, видя напряженное и встревоженное лицо Джона Мастера.
Переживая за семью Мастер, Гудзон имел и личные основания беспокоиться. Он точно не знал, когда это началось, но по весне стал замечать перемену в Соломоне. С чего это сын ему дерзит? Он спросил жену.
– У нас с Соломоном все хорошо, – ответила Рут. – Но смею сказать, что юноши в его возрасте частенько сердят отцов.
Может, оно и так, да Соломон взял моду исчезать. Сначала Гудзон решил, что он увивается за девками, но как-то вечером услышал, как Соломон похваляется перед Ханной какой-то выходкой, совершенной в компании с Сэмом Уайтом и группой юнцов из «Сынов свободы».
Гудзон догадывался, где и как они спелись. Мастер иногда посылал Соломона в береговой склад, а там трудилась разношерстная публика.
– Держись подальше от этих сынков свободы, – приказал он сыну. – Что скажет мистер Мастер, если узнает?
– Может быть, мистер Мастер из города смоется в один прекрасный день, – дал хамский ответ Соломон. – Тогда будет все равно, что он думает.
– Не смей так говорить! – отрезал отец. – И о делах мистера Мастера тоже помалкивай!
Он не хотел сообщать об этом случае Мастеру, но все прикидывал, как бы отвадить Соломона от таких опасных друзей. В начале апреля он предложил Мастеру отослать Соломона в графство Датчесс к Сьюзен – пусть поработает там. Мастер сказал, что подумает, но пока не может уступить Соломона.
