Так что же делать? Будь он проклят, если знает. Но если этот маленький кризис напомнит людям о фундаментальных основах жизни, то дело могло стоить того, во сколько бы ему оно ни обошлось.
Правду сказать, он точно не знал, сколько уже потерял. Конторе был нанесен чертовски сильный удар, но они устояли. Придется с утра посидеть с клерком над бухгалтерскими книгами.
Чарли Мастер провел в отцовском офисе всю неделю. Может быть, так подсказала ему мать, а может, его привел туда нюх на драматические события. Если так, то ожидания были вознаграждены. Черные понедельник и вторник вошли в число незабываемых на Уолл-стрит событий.
На выходных общественность прочла газеты, обдумала успокаивающие заверения банкиров и сделала свои выводы. Они свелись к одному слову: «продавать».
В понедельник Чарли стал свидетелем обвала рынка. В тот день Доу-Джонс упал на 12 процентов. Но во вторник стало еще хуже. В процентном отношении падение было почти таким же, но поражал объем акций, сменивших хозяина, – больше шестнадцати миллионов. Никто никогда не видел ничего подобного. Операций было столько, что телеграф отстал на два с половиной часа. Тревожно следя за отцом, Чарли гадал, выдержит ли контора такую резню.
Наверное, присутствие сына укрепило Уильяма Мастера и помогло ему выстоять. Отвага под шквальным огнем, достоинство под нажимом – можно было назвать это как угодно, но он сделал все, чтобы показать сыну пример. Он даже не поморщился, когда рынок за два дня потерял четверть своих фондов. Был серьезен, но хладнокровен. Утром в среду Джо, как всегда, доставил его в серебристом «роллс-ройсе». Выйдя, Уильям собрал служащих и призвал:
– Будьте бдительны, джентльмены. Очень скоро – может быть, даже сегодня – представится удачнейший случай покупать.
И нате вам, так и вышло.
В среду, тридцатого октября, рынок неуверенно подрос на 12,5 процента. Незадолго до полудня Уильям шепнул Чарли, что покупает. На другой день рынок закрылся к ланчу, поднявшись еще на 5 процентов. Выходя из офиса, он сообщил Чарли, что снова продал.
– Уже?
– Сыграл и снял пенки. На прошлой неделе я потерял кучу денег, но только что вернул половину.
Однако на следующей неделе рынок рухнул опять. На 5 процентов в понедельник, на 9 – в среду. И он продолжил валиться день за днем. К 13 ноября Доу-Джонс достиг 198 пунктов – чуть больше половины от сентябрьского показателя.
Из игры выбывали те инвесторы, которые требовали серьезного поддержания маржи
[76]
, – как мелкие, так и крупные. Терпели крах брокерские конторы, ссудившие деньги, которых не удалось вернуть.
– Множество слабых банков тоже лопнет, – сказал Уильям Чарли.
Но каждое утро улица видела, что Уильям Мастер исправно подъезжает к конторе в серебристом «роллс-ройсе» и принимается за дела как ни в чем не бывало.
– Мы понесли потери, – говорил он людям, – но фирма надежна. Как и экономика этой страны, – любил он добавить. То же самое было сказано жене и сыну.
Его уверенность была вознаграждена: достигнув дна в ноябре, рынок стабилизировался, а с началом 1930 года пошел в рост.
– Кредитов масса, процент невысокий, – отметил Уильям. – А если люди занимают осторожнее, то в этом нет ничего плохого.
Чарли же, наблюдая, осознал, что отец и сам энергично торгует. Он не видел сделок, но знал, что они крупны.
– Ты покупаешь с маржей? – спросил он.
– Отчасти, – был ответ.
Однако в конце марта, когда клерк проверял одну такую сделку с ним, а не с отцом, Чарли увидел, что Уильям занимал по девять долларов на каждый вложенный свой – инвестировал десять процентов, как те молодчики, что орудовали перед крахом. Он приступил к отцу с расспросами, а Уильям увел его в кабинет и притворил дверь.
– Дело в том, Чарли, что я вложил в контору собственные деньги, чтобы ее сохранить. Не говори матери. И вообще никому. Секретность – главное в этой игре. Но я довольно быстро возвращаю деньги.
– Ты уверен, что рынок растет?
– Послушай, дно было на ста девяноста восьми. Я не говорю, что мы вернемся к тремстам восьмидесяти одному, но триста увидим. В этом я не сомневаюсь.
И в конторе Мастера зазвучала литания. «Мы увидим триста», – говорили друг другу служащие. «Мы увидим триста, – твердили они клиентам. – Так считает мистер Мастер». Вскоре его правота как будто подтвердилась. 30 апреля Доу-Джонс достиг 294.
Жарким августовским утром Сальваторе Карузо работал высоко в небесах. Он проворно и точно укладывал кирпичи, но почти не следил за делом своих рук, поминутно глядя вниз на далекую улицу в ожидании новостей.
Нет, работа его устраивала. За последние восемнадцать месяцев он побывал на нескольких площадках, но эта, конечно, была самой грандиозной. Дело происходило на Пятой авеню около Тридцать четвертой улицы. В начале года здесь еще красовался отель «Уолдорф-Астория». К марту на его месте осталась только огромная яма в сорок футов глубиной, достигавшая скальных пород. Сейчас из этого ложа с удивительной скоростью вырастал небоскреб, которому предстояло затмить все предыдущие.
Эмпайр-стейт-билдинг.
В проекте все было невероятно. Предприниматель Раскоб, первоначально нищий, стал правой рукой могущественного клана Дюпон и председателем финансового комитета «Дженерал моторс». Номинальный глава Эл Смит остался беден, но был губернатором штата Нью-Йорк от демократов и мог бы пройти в президенты США, если бы не был католиком. Оба – яркие личности. Оба ненавидели лицемерие «Сухого закона». Оба любили рискнуть.
И если Уолтер Крайслер воображал, что хитроумный шпиль из нержавеющей стали навеки сделает его королем небесной линии Нью-Йорка, то лучше бы ему не спешить. Эмпайр-стейт-билдинг готовился обогнать его детище, и очень скоро.
Последние пару лет Сальваторе работал с одной и той же бригадой каменщиков. Они переходили с площадки на площадку и заслужили хорошую репутацию. Коллектив был дружный, но ему порой, несмотря на случившееся, не хватало Анджело.
Сальваторе снова оглядел улицу. Он ждал новостей от Анджело.
Строительство было безупречно организовано. Проезжая часть всегда оставалась свободной, чтобы не мешать жителям Пятой авеню. Каждое утро грузовики по строгому расписанию въезжали на площадку с одной улицы и выезжали с другой, а грузы спешно поднимали на соответствующие этажи.
Материал поступал из многих мест. Т-образные балки прибывали из Питтсбурга, известняк – из Индианы, древесина – с Тихоокеанского побережья, мрамор – из Италии и Франции, а когда поставщики не справились, подрядчики купили в Германии целый карьер.
Самой поразительной была скорость. По мере того как вырастал огромный стальной каркас, каменщики шли по пятам, и за день Эмпайр-стейт-билдинг увеличивался почти на этаж.
