Они огляделись, но Паоло нигде не было. Никто ничего не говорил.
Рядом оказался мужчина, с которым они общались на судне. Он был школьным учителем, образованным человеком. Заметив их, он улыбнулся, подошел, и Кончетта рассказала ему о том, что случилось с Паоло.
– Он всего-навсего простудился и кашлял, – сказала она. – Это пустяк. Почему его увели?
– Не волнуйтесь, синьора Карузо, – ответил учитель. – У них здесь имеется больница.
– Больница? – Мать пришла в ужас. Как большинство женщин в их деревне, она не сомневалась, что если угодил в больницу, то уже не выйдешь.
– В Америке все иначе, – сказал учитель. – Здесь лечат, а через неделю-другую отпускают.
Кончетту все равно терзали сомнения. Она покачала головой:
– Если Паоло отправят назад, он не может ехать один…
Сальваторе же думал, что без Паоло в Америке будет не очень-то хорошо.
– Если Паоло отправят домой, можно мне с ним? – спросил он.
Мать издала вопль и схватилась за сердце.
– А теперь мой младший сын хочет бросить семью! – вскричала она. – Где его любовь к матери?
– Нет-нет, синьора! – принялся утешать учитель. – Он еще малыш!
Но мать гневно отвернулась от Сальваторе.
– Смотрите! – воскликнула Анна.
Они увидели Паоло в обществе Джузеппе и отца.
– Мы подождали его, – объяснил жене Джованни Карузо.
Паоло был доволен собой.
– Меня осмотрели три доктора! – сообщил он гордо. – Заставили дышать, кашлять, в горло смотрели! А потом двое слушали грудь, а третий – спину.
– Значит, с тобой все в порядке? – вконец разволновалась мать. – Тебя не забрали? – Она прижала его к себе, потом отпустила и перекрестилась. – Где Луиджи? – спросила она.
– Не знаю, – пожал плечами Джованни Карузо. – Нас разделили.
Сальваторе знал, что случилось. Дядю Луиджи допрашивали врачи из сумасшедшего дома. Но он промолчал.
Семейство встало в очередь. Они простояли долго, а дяди Луиджи все не было, но вот наконец и большие столы, где ждали чиновники: одни сидели, другие высились сзади.
– Позади переводчики, – шепнул отец. – Они знают все языки на свете.
Когда они достигли стола, к Джованни Карузо обратились на неаполитанском, который был понятен каждому из Меццоджорно.
Сверив их имена с декларацией, чиновник улыбнулся:
– Карузо. По крайней мере, судовой эконом правильно записал ваше имя. Иногда они страшно путают, – усмехнулся он. – Сами понимаете, что мы обязаны придерживаться декларации пассажиров. Вы здесь все?
– Кроме моего шурина. Я не знаю, где он.
– Он не Карузо?
– Нет.
– Меня интересуют только Карузо. – Чиновник задал несколько вопросов и остался, похоже, удовлетворен ответами. Оплатили ли они переезд? Да. – А у вас есть работа в Америке?
Сальваторе услышал твердый ответ отца: «Нет».
Сальваторе знал это. Джованни Карузо предупредил семью. Хотя дядя Франческо нашел ему место, об этом следовало молчать, иначе чиновники с Эллис-Айленда отправят его обратно. Это странное правило объяснялось, по его словам, двумя причинами. Первая заключалась в том, что Соединенные Штаты предпочитали людей, согласных на любую работу. Вторая – в намерении воспрепятствовать незаконному промыслу. Существовали так называемые патроны – padrone, – которые сулили рабочие места, оплачивали переезд и даже сопровождали иммигрантов, хотя патрон, естественно, путешествовал первым или вторым классом. Простаки верили патрону как соотечественнику-итальянцу. Он дожидался их в парке неподалеку от пристани и отвозил к новому месту жительства. И вскоре приезжие оказывались в его власти на положении рабов, лишаясь всего, что имели.
Удовлетворенный дознанием, человек за столом махнул им, чтобы проходили.
– Добро пожаловать в Америку, синьор Карузо, – улыбнулся он. – Желаю удачи.
Они прошли через турникет, спустились по лестнице и очутились в багажном помещении. Там им выдали ланч в упаковке и пакет свежих фруктов. Они нашли свои чемоданы и деревянный сундук. Ничего не украли. Сальваторе смотрел, как отец и Джузеппе грузят вещи в тележку. Им сказали, что багаж доставят бесплатно по любому адресу, но Кончетта испытала столь великое облегчение при виде его в целости и сохранности, что больше не собиралась выпускать пожитки из виду.
Она все еще тревожно осматривалась в поисках дяди Луиджи, но Сальваторе не суетился, так как знал, что тот не придет.
Неожиданно мать разразилась криками:
– Луиджи! Луиджи! Мы здесь!
Она взволнованно замахала – и точно: Сальваторе увидел в дальнем конце комнаты дядю, который с улыбкой направился к ним.
– Дядя Луиджи! – бросился к нему Сальваторе.
Дядя шагал со своим чемоданом. Он подхватил Сальваторе свободной рукой и донес до сестры.
– Где ты был? – спросила она. – Мы все глаза проглядели!
Дядя Луиджи опустил Сальваторе на пол.
– Я прошел раньше вас. Жду уже десять минут.
– Слава богу! – воскликнула она.
Но Сальваторе разволновался еще пуще:
– Дядя Луиджи, тебя пустили в Америку! Все-таки пустили!
– Конечно пустили. Почему бы и нет?
– Потому что ты полоумный. Всех сумасшедших отправляют домой.
– Что?! Ты назвал меня сумасшедшим? – Дядя влепил Сальваторе пощечину. – Так-то ты разговариваешь с дядей? – Он повернулся к Кончетте. – Вот, значит, как ты воспитываешь детей?
– Сальваторе! – возмутилась мать. – Что ты такое говоришь?
Горячие слезы застлали взор Сальваторе.
– Это правда! На сумасшедших рисуют крестик, а доктора из сумасшедшего дома расспрашивают их и отправляют домой!
Дядя Луиджи замахнулся снова.
– Хватит, – сказала мать, когда Сальваторе уткнулся в ее юбку. – Луиджи, помоги Джованни с чемоданами. Как будто у нас было мало хлопот! Poverino
[53]
, он не понимает, что городит.
Через несколько минут Сальваторе, оказавшийся рядом с отцом, всхлипнул:
– Дядя Луиджи ударил меня!
Но отец ничем его не утешил.
– Сам виноват, – отрезал он. – Будешь знать, как хранить секреты.
1907 год
Телефон зазвонил перед самым полуднем 17 октября. Ответил дворецкий. Затем он вошел к Роуз и сообщил, что ее спрашивает муж.
– Передайте ему, что через минуту спущусь, – сказала она, застегивая жемчужное колье-чокер. Оно очень шло к серому шелковому платью.
