– Вы серьезно думаете, что это получится?
– Да, и без больших затрат. Участвуете?
– Джентльмены! – рассмеялся Мастер. – Я не боюсь свалить правительство Никарагуа, но рассердить Вандербилта? Вот это пугает. Пожалуйста, не учитывайте меня в своих планах.
Идя на окраину встречаться с женой часом позже, он все еще посмеивался над этими мошенниками.
Хетти Мастер стояла на углу Пятой авеню и Сороковой улицы. Позади нее была глыба распределительного резервуара. Там ежедневно проходили сонмы людей, и можно было ожидать, что она кого-нибудь да приметит. Или хотя бы начнет высматривать в толпе своего верного мужа.
Но нет. Она читала. Просто стояла как изваяние под зонтиком от солнца и читала.
Если бы она посмотрела вокруг себя, то могла бы сообразить, что рядом находится то самое место, где почти восемьдесят лет назад бедняга Джордж Вашингтон охаживал свои войска клинком плашмя, дабы пресечь их бегство от «красных мундиров». Или уж точно бы вспомнила, что именно здесь ей сделал предложение Фрэнк. Но ничего подобного. Она просто читала книгу.
Конечно, чтение нравилось ей всегда. В те времена, когда Фрэнк еще ухаживал за ней, из Лондона прибыл великий Чарльз Диккенс, начавший свое триумфальное турне по Америке. Народ стекался тысячами, и она не менее трех раз затащила Фрэнка на встречу с любимым автором. «Люблю его героев и истории, – говорила она. – А его жажда социальной справедливости превыше всяких похвал». Его рассказы о лондонской бедноте не могли не найти отзвук в сердцах ньюйоркцев. Однако сегодня она читала не Чарльза Диккенса.
Это было нечто более опасное.
Фрэнк заметил ее не сразу. Вокруг было столько всего, что разбегались глаза. Над Сорок второй улицей возносилась обсерватория Латтинга – грандиознейшее сооружение, которое представляло собой решетчатую конструкцию высотой триста пятьдесят футов, увенчанную обзорной площадкой. На первые два этажа башни поднимались в замечательной новой машине под названием «лифт». Мастер мечтал попробовать. Но обсерватория лишь дополняла главную достопримечательность, которая находилась сразу за резервуаром. Ее верхние части проступали все отчетливее по мере приближения Фрэнка.
Кристалл-Палас.
Два года назад, когда Британия провела свою Всемирную выставку в огромном дворце из стекла и железа, который возвели в центре Лондона, взглянуть на это чудо культурного и промышленного дизайна явились шесть миллионов человек. Дворец в Гайд-парке, похожий на огромную оранжерею, был более шестисот футов в длину и занял почти семь акров земли. Нью-Йорк решил обзавестись таким же. И хотя Кристалл-Палас на Сороковой улице не соответствовал масштабами тому, что стоял в столице Британской империи, он все-таки был красивым и внушительным сооружением с великолепным куполом, а в высоту имел сто двадцать три фута. Он открылся буквально накануне, и Фрэнк Мастер не мог дождаться увидеть его изнутри.
Затем Фрэнк заметил жену и про себя застонал. Она снова читала эту проклятую книгу.
– Убери книжку, и пойдем смотреть выставку, – сказал он мягко, предлагая ей руку.
Главный вход на Шестой авеню был великолепен. Богато украшенный классический портик и купол наводили на мысль о венецианском соборе, сооруженном из стекла. По бокам развевались британский и французский флаги, а в центре – огромный звездно-полосатый стяг.
Фрэнк знал большинство устроителей, особенно хорошо – Уильяма Каллена Брайанта и Огюста Бельмона. Они пообещали показать достижения всех стран, и Фрэнк подумал, что ими была проделана отличная работа. Он подводил Хетти к научным приборам и боевому оружию, насосам и мороженицам, оборудованию для фотосъемки и для рассылки телеграмм – не говоря уже об огромной конной статуе Джорджа Вашингтона. Это были машины новой промышленной эры, и Фрэнк был в восторге от них.
– Посмотри на эти часы, – подсказывал он Хетти. – Надо купить такие.
А она улыбалась и согласно кивала.
– Или вот такую швейную машину?
– Да, милый, – отвечала она.
Но хотя они бродили по выставке битый час и она покорно осматривала все подряд, Фрэнк знал, что мысли жены витали далеко.
– Пойдем-ка к обсерватории, – позвал Фрэнк.
С вершины обсерватории открывался замечательный вид. На востоке был виден Куинс, на западе, за Гудзоном, – Нью-Джерси, а на севере – многие мили невозделанных манхэттенских земель, куда, как полки пехоты, вторгались линии сетчатой застройки. Фрэнк и Хетти с удовольствием прокатились на лифте, который обслуживал нижние площадки башни. Но когда они вышли, внимание Фрэнка привлек еще один экспонат. Хетти захотелось немного посидеть, и он пошел один.
– Сногсшибательная штуковина! – отчитался он, вернувшись. – Какой-то парень по имени Отис. Придумал лифт вроде того, в котором мы ехали, но добавил систему предохранителей, и если трос оборвется, то лифт не упадет. Такую штуку можно установить в крупном магазине, а то и в доме! – Он кивнул. – Этот малый затевает новый бизнес. Возможно, есть смысл в него вложиться.
– Да, милый, – сказала Хетти.
– Идем домой, – вздохнул он наконец.
Он знал, о чем пойдет речь. Она заговорила не сразу и дождалась, когда они пройдут целый квартал. На Тридцать девятой улице Хетти начала:
– Фрэнк, надо что-то делать. Я хочу, чтобы ты прочел эту книгу.
– Проклятье, Хетти! – ответил он. – И не подумаю. – Потом, чтобы скрыть раздражение, он улыбнулся. – Зачем читать, ты же мне все рассказала!
Автор – Гарриет Бичер-Стоу – была, несомненно, хорошей и честной женщиной, но ему чертовски хотелось, чтобы она нашла себе какое-нибудь другое занятие вместо сочинительства. Ее «Хижина дяди Тома» уже почти неделю была для дома сущим бедствием. Напастью для всей страны, как он считал.
И уж точно – проклятием в адрес рабовладельцев Юга.
Безумие началось довольно мирно. Роман печатался с продолжением в захудалом журнальчике, который все равно читали одни аболиционисты. Но в прошлом году какой-то болван-издатель выпустил его в виде книги, которая побила все рекорды популярности. В Америке уже продали триста тысяч экземпляров, и еще двести – в Англии. Правда, его друг, недавно вернувшийся из Лондона, сказал: «Англичан не очень интересует проблема рабства. Они в восторге от того, как выведены мы, зарвавшиеся американцы, – толпой дикарей». Бум продолжался и в Америке, и конца ему было не видно. Теперь издатель выпускал новое роскошное издание, в котором насчитывалось почти сто двадцать иллюстраций, а леди тем временем публиковала новый труд об идее создания этой книги, который назывался «Ключ к „Хижине дяди Тома“». Не приходилось сомневаться, что и эта новинка станет бестселлером.
О чем же в этой книге говорилось? Об испытаниях и горестях, выпавших на долю семейства рабов. Ничего нового. Но она была написана в сентиментальном стиле – и тебе черная нянюшка, и милые деточки-негритятки, и разлученные близкие, и старый симпатяга дядя Том – преданный, горемычный раб, который в конце умирает. Неудивительно, что женщинам нравилось.
