На последних выборах, несмотря на оппозиционный настрой многих парламентариев, недовольных ходом войны, король Георг традиционно сумел путем покровительства, раздачи чинов и откровенного подкупа обеспечить себе солидное большинство. Это обошлось ему в сто тысяч фунтов.
Но даже в лучших легислатурах наступает момент, когда голоса уже не удается купить. И как только парламент услышал о падении Йорктауна и захвате всей армии Корнуоллиса, королевское большинство рухнуло как карточный домик. Сдался даже лорд Норт, всецело преданный своему августейшему брату. Правительство пало. Оппозиция победила. Той же весной патриоты отправили четырех многомудрых мужей – Бена Франклина, Джона Джея, Джона Адамса и Генри Лоуренса – на мирные переговоры с властями Франции, Испании, Голландии и Британии, чьи представители собирались в Париже.
Для Абигейл это время осталось скорбным. Она часто думала об Альбионе. Счастье, что рядом находился Уэстон – подлинное благословение. Отец тоже старался ее отвлечь. Генерал Клинтон вернулся в Лондон, его сменил приличный человек, и жизнь британского гарнизона текла более или менее заведенным порядком. В городе стояли молодые офицеры, особенно флотские, и отец внушал Абигейл, что будет невежливо пренебрегать их вечеринками. Но их общество не доставляло ей удовольствия.
Случалось, что новые знакомства возбуждали в ней любопытство. На одном из базировавшихся в Нью-Йорке кораблей служил гардемарин – один из королевских сыновей, почти еще мальчик. Он был живой, приятный малый, и она проявляла к нему определенный интерес. Но он едва ли годился ей в компанию. Ее вкусам больше соответствовал морской офицер, который был всего на несколько лет старше, но уже капитан; его заслуги, как и семейные связи, сулили ему стремительное продвижение по службе. Не скорби она по Альбиону, ее могло бы порадовать внимание капитана Горацио Нельсона.
Мастер тоже пытался ее занять. Летом подвернулся новый и интересный бизнес. Среди торговцев тори росла уверенность, что будущего у них в Нью-Йорке нет. Один за другим они готовились к отплытию и выставляли на продажу все движимое имущество. Не проходило и недели, чтобы Джон Мастер не попросил Абигейл присмотреть для него какие-нибудь вещи. Она находила фарфоровую и стеклянную посуду, красивую мебель, занавеси, ковры, которые продавали по бросовым ценам. Дав отцу кое-какие советы, она услышала в ответ: «Занимайся этим сама, Абигейл. Покупай, как сочтешь правильным, а я буду вести бухгалтерию». За месяцы она накупила столько, что осталось понять, где все это хранить. Цены были смехотворными, и Абигейл начала мучить совесть.
К осени многие патриоты вернулись в город и предъявили права на свою собственность. Нередко звучала брань, когда они заставали в своих домах солдат. Но до драк доходило редко. Зима прошла вполне мирно, а весной поступили новости об устранении всяких трений между патриотами и британцами. Патриоты все прибывали, и лоялисты приготовились покинуть город. Абигейл знала пару десятков домов, где озлобленные патриоты поселились без церемоний – просто вошли и заняли. Тем временем Клинтон, губернатор-патриот провинции Нью-Йорк, трудился не покладая рук, выселяя и обирая лоялистов.
Тут-то и объявился Джеймс. Он объяснил, что все еще числится на службе у Вашингтона, но может провести дома два дня. Уэстон не помнил себя от радости, и воссоединившаяся семья провела несколько счастливых часов. Джеймс и отец быстро договорились о том, чтобы Мастер передал ему дом и прочее городское имущество, дабы их не конфисковали как собственность лоялиста, и сделку спешно оформили в конторе стряпчего.
На второй день все семейство отправилось на Бродвей и повстречалось с Чарли Уайтом. Они поздоровались вполне дружески, хотя Чарли выглядел приунывшим.
– Может быть, Чарли, тебе нужна помощь? – спросил Мастер.
– Разве что дом найдется, – печально ответил Чарли. – Мой-то сгорел.
– Приходи завтра, – спокойно предложил ему Мастер. – Попробуем что-нибудь придумать.
На следующий день Чарли стал владельцем дома на Мейден-лейн. И Абигейл постаралась, чтобы дом хорошо обставили, принесла фарфоровую и стеклянную посуду, какие Чарли и не снились.
Абигейл молча горевала по Грею Альбиону, но прошло много месяцев, и боль начала отступать. Ей пришлось осознать, что мужей и отцов лишились многие. Незначительный эпизод показал ей, что рана затягивается. Дело было летом, в очередной приезд Джеймса. На этот раз он привел товарища:
– Позвольте представить графа де Шабли, моего собрата по оружию из французской армии.
Молодой француз, аккуратный, одетый с иголочки, был очень приятным. Он приходил в восторг не только от Нью-Йорка, но и от всего мира вокруг. Его английский хромал, но объясниться он мог. И к концу дня Абигейл была вынуждена признать, что совершенно им очарована.
– Твой товарищ так мил, что трудно представить его в бою, – заметила она Джеймсу, когда они остались наедине.
– Это просто аристократические манеры, – ответил тот. – Лафайет такой же. Шабли отважен как лев.
Они остались на два дня, и к концу этого времени Абигейл поймала себя на том, что сожалеет о скором отплытии графа во Францию.
Однако во время этого визита она оценила и деловую хватку отца. В первый же день после обеда, когда граф удалился к себе и они остались в гостиной, Джеймс вынул какую-то бумагу и протянул отцу:
– Я решил, что ты заинтересуешься.
Это было письмо Вашингтона патриоту-губернатору провинции Нью-Йорк.
Мой дорогой сэр, насколько я понял, Вы конфисковали угодья Джона Мастера, тори из Нью-Йорка. Я буду крайне обязан, если Вы передадите эти земли полковнику Джеймсу Мастеру, которому они причитаются по наследству и который все эти долгие годы с самого начала и до конца верой и правдой служил нашему общему делу.
Отец улыбнулся:
– Я вижу, ты уже полковник. Мои поздравления.
– Спасибо, отец. Но боюсь, от письма Вашингтона мало толку. Фермы уже проданы, и мне придется чертовски потрудиться, чтобы их вернуть.
– В таком случае я тебе кое-что покажу.
Он встал из-за стола, вышел и через пару минут вернулся с пачкой бумаг, которые вручил сыну. Джеймс удивленно уставился на них:
– Отец, это же деньги патриотов.
– Точнее, векселя, выданные вашим конгрессом. Для выкупа по номинальной стоимости, то есть если конгресс сумеет их выкупить. Ты и сам знаешь, что эти бумаги обесценивались на протяжении нескольких лет. Я начал скупать их вскоре после Йорктауна – по пенсу. Правда, думаю, конгресс не примет их по полной стоимости в уплату за землю, конфискованную у лоялиста.
– Да тут небольшое состояние! – воскликнул Джеймс.
– Похоже, мы закончим войну, имея намного больше земли, чем в ее начале, – сказал довольный Мастер и повернулся к Абигейл. – Эбби, ты скупала фарфоровую и стеклянную посуду. Я – долговые обязательства. Это одна и та же игра. Риск был велик, а цена соответственно невысока. И у меня, разумеется, были отложены на это средства.
