Пападопулосов молча берёт руку Кассандры и, невзирая на её инстинктивное сопротивление, подносит в своим губам. Потом, так и не сказав ни слова, уходит в свой номер. Я хватаю Кассандру за другую, нецелованную, руку и грубо втаскиваю заплаканную девчонку к себе. Запираю дверь на ключ. Свирепо разворачиваю себя к Кассандре.
— Как это понимать, мадемуазель?! Что у тебя за шашни с благородным идальго? Вспомнила своё весёлое прошлое?
Кассандра поднимает личико, залитое слезами.
— Вот дурак! Какие шашни?! Я бежала к тебе, а этот подонок пристал ко мне в коридоре, припечатал к стене и начал лапать. Я закричала. Он стал зажимать мне рот. Не знаю, что бы я делала, если бы не болгарин. Этот испанец весь как железный.
— О’кей, проехали. Зачем ко мне-то бежала? — раздражённо бурчу я. Переволновался из-за этой дурочки.
— Пять минут назад Луиза сказала мне, что послезавтра болгарин уезжает. Велела приготовить номер для следующего жильца. Я заглянула в книгу регистрации постояльцев. Знаешь, кто этот жилец?
— Кто?
— Маркус Тотлебен.
— Ну и что?
— А то! Я — Изабель Тотлебен. Маркус — это мой дерьмовый отец!
Глава 17
Третье признание Кассандры
— Кофе будешь?
Кассандра недоверчиво смотрит на меня своими неправдоподобно голубыми линзами. Но я не шучу. Дела становятся всё чудесатее и чудесатее. Без кофе тут не разобраться.
— Буду.
Кассандра садится на стул, наблюдает за тем, как я завариваю нам кофе. За стенкой слышны гневные тирады мамы Буэно. Темпераментная мадьярка проводит профилактическую беседу со своим ветреным красавчиком. Когда кофе готов, подаю чашку девочке-эльфу и задаю вопрос:
— Чем ты можешь доказать, что ты — Изабель Тотлебен?
Кассандра молча снимает кожаный браслет, выворачивает его наизнанку. На внутренней стороне браслета написано «Изабель».
— Теперь ты мне веришь, недоверчивый мсье Вадим? Это моё настоящее имя. Я — Изабель Тотлебен из Пирмазенса.
— И как мне теперь к тебе обращаться?
Девушка недовольно произносит:
— Я не хочу опять становиться Изабель.
— Значит, ты по-прежнему Кассандра? Ладно. А почему ты боишься отца?
Кукольное личико Кассандры перекашивает злоба. Она выпаливает:
— Не называй Маркуса моим отцом! Я его ненавижу!
— Почему?
— Ты не представляешь, что это за человек! Настоящий мерзавец!
— Почему ты сбежала из дома? Что он тебе сделал?
— Сколько себя помню, он издевался надо мной. Мучил, бил. За малейшую провинность запирал на всю ночь в холодном подвале. А я ведь была ребёнком! Как я боялась этого страшного тёмного подвала!
— А твоя мать? Почему она тебя не защитила?
— Мамочка умерла. Пожалуйста, не спрашивай о ней.
— О’кей. Если не хочешь, не говори.
На упрямую гримаску Кассандры я отвечаю успокаивающей улыбкой. Мол, если кто-то чего-то не хочет, то с этим ничего не поделаешь.
— Я была совсем одна. У меня даже брата-дурачка не было. Когда мне исполнилось тринадцать лет, эта свинья изнасиловала меня. Ты понимаешь, что это такое — изнасиловать собственную дочь?! Маркус — чудовище!
— И тогда ты сбежала от него.
Кассандра кивает:
— Да. При первой же возможности. Знаешь, мне было тринадцать, почти как Бернадетте из Лурда. Только ей явилась Богородица, а мне подонок Али.
Я думаю про себя, что, конечно, у всех есть свои скелеты в шкафу, но у этой малышки с обманчивой внешностью скелеты в шкаф уже просто не вмещаются и валятся на случайных прохожих, вроде меня.
— А зачем Маркус едет в «Галльский петух»?
— Не знаю.
— Ты сказала, что Пауля Гутентага мог нанять твой отец.
Кассандра резко вскидывается:
— Не называй Маркуса моим отцом. Он мерзавец!
— Не ругайся, больше не буду. Значит, Гутентаг работал на Маркуса?
Кассандра пожимает плечами:
— Вполне возможно. Наверное, Маркус велел детективу найти меня.
— И Гутентаг тебя нашёл. Он был в Сете, расспрашивал капитана Жискара и отца Гранмера о Кассандре Камбрэ. Человеколюбивый отец Гранмер рассказал детективу про Лурд. Гутентаг приехал сюда и скорее всего был убит. Убит здесь, в отеле.
Кассандра вскакивает со стула и истерично выкрикивает:
— Но я в его смерти не виновата! Не виновата! Вадим, ты должен мне верить!
Я понимаю: у девчушки сдают нервы. Я и сам на грани. У меня болит голова. Уже еле дышу под тяжестью чужих скелетов. Вот ведь ещё беда на обе мои дырки в черепе!
— Не ори! Я тебе верю. И догадываюсь, кто мог разделаться с детективом.
— Кто?
— Какая разница? Всё равно у меня нет доказательств.
— Скажи, кто? Это Адольф? Забыл выпить таблетку от агрессивности?
Так как Кассандра не сводит с меня требовательного взгляда, я сердито говорю ей:
— Ну, что уставилась? Лучше пей кофе, а то остынет!
Девушка вынимает из кармана джинсов пачку сигарет и зажигалку.
— Я лучше закурю. Можно?
— Подожди, я открою окно.
Отдергиваю гардины, растворяю одну створку. Во мраке за окном дождевые потоки хлещут по земле, листве деревьев, гремят в водостоках. По подоконнику течёт вода, но мне всё равно. В комнату вплывает влажный прохладный воздух с запахом зелени. «Ночной зефир струит эфир…» Я набираю полную грудь этого эфира. Становится легче.
Кассандра зажигает сигарету, с видимым удовольствием затягивается. Запах зелени смешивается с табачной вонью. Я морщусь. Мне жалко эфира. Вспоминается старая шутка: если взять ведро мёда, ведро дерьма и смешать — получится два ведра дерьма.
— И всё же, что здесь нужно Маркусу? Подумай как следует.
— Я уже сказала: не знаю!
Кассандра раздражённо тушит сигарету в чашке с кофе и тут же закуривает новую. Я задаю вопрос:
— Что ты собираешься делать?
Кассандра долго молчит, пуская дым в потолок. Потом выдавливает из себя:
— Не знаю. Если Маркус меня найдёт, он меня убьёт.
— Зачем ему тебя убивать? Ты опять что-то скрываешь? Чем вообще занимается Маркус?
— Представь себе, этот мерзавец — детский врач. Педиатр. Ты бы видел его возню с сопливыми бэбиками. Сюсюкающее ничтожество!
— Но почему он только сейчас решил тебя найти?
