— Приехали, мсье Вадим. Дальше мы пойдём пешком.
Покидаем нашего ещё бодрого для своих лет американца. Я вешаю через плечо футляр с фотоаппаратом, Кассандра надевает большие солнцезащитные очки, мы берёмся за руки и шагаем по набережной в сторону корабельных мачт. В Сете дождя нет и не было — асфальт сухой. Греет солнце. С моря дует солёный ветер. Чайки в небе громко переговариваются по-французски. Народ вокруг тоже. И мне всё здесь нравится.
— Вон ваши парусники! — показывает Кассандра на два больших судна, стоящих корма к корме. Они бросаются в глаза даже отсюда. Высоченные мачты с паутиной канатов. Корпуса выкрашены чёрной краской. Один — с двумя широкими белыми полосами, другой — с узкими. Это российские барки «Седов» и «Крузенштерн». Неподалёку от них сливается с волнами неприметный серо-голубой военный корабль под французским флагом. Я не обращаю внимания на прославленные парусники. Я разглядываю белоснежный катамаран, пришвартованный к набережной в нескольких десятках метров от нас. Катамаран Жискара Камбрэ.
— Какой смешной кораблик, — удивляется Кассандра, когда мы подходим к катамарану.
— Встань рядом с ним. Я тебя сфотографирую, — говорю своей спутнице.
Кассандра принимает эффектную позу: отставляет далеко в сторону правую ногу, а левой рукой подпирает бедро.
— Так пойдёт?
— О’кей. Замри. Снимаю.
Я делаю пару кадров. Когда вернусь в отель, сравню этот катамаран с тем, что на фотографии из семейного альбома Камбрэ.
Пока Кассандра придирчиво рассматривает себя на экранчике фотоаппарата, я вспоминаю адрес, записанный на обратной стороне того снимка. Проверяю взглядом ближайшие дома. Так и есть. Как раз напротив катамарана находится некое заведение с заманчивым названием «Увлекательные морские прогулки». Наверное, мне туда.
— Фотки супер! Ну, что вы стоите, мсье Вадим? — хватает меня Кассандра за руку и тянет за собой. — Идёмте же скорее к парусникам!
Приходится подчиниться. Подходим к российским судам. Они действительно огромны. На высоких кормах красивой кириллицей написано: «Седов 530 Мурманск» и «Крузенштерн Калининград 1795». Палубы заполнены нарядными французами и российскими моряками в форменной одежде. С набережной на каждый барк ведёт трап. К трапам тянутся длинные очереди любопытных, желающих осмотреть корабли. У трапов весело сверкают сахарными зубами негры-контролёры. В сторонке продают входные билеты. Многолюдно, шумно, реют флаги, откуда-то доносятся звуки музыки.
— А чем эти корабли знамениты? — спрашивает меня Кассандра.
— Это самые большие парусные суда в мире. Оба имеют по четыре мачты. «Седов» построен в Киле в марте двадцать первого года и назван при спуске на воду «Магдалена Винен два». «Крузенштерн» построен в двадцать пятом, спущен на воду в двадцать шестом. Тоже в Германии, в Бремерхафене. Назван «Падуя». После Второй мировой войны они были в качестве репараций переданы Советскому Союзу, переименованы и стали использоваться как учебные суда. Неоднократно занимали первые места в парусных регатах. Многие поколения советских, а теперь уже российских моряков ходили на них в кругосветные плавания.
— А мы поднимемся на палубу?
— Конечно. Сходи, купи билеты, а я пока тебя здесь подожду. Устал немного.
Даю Кассандре двадцать евро, и она, обрадованная, смешивается с густой толпой. Обманываю девчушку, конечно, но иначе никак. Убедившись, что златовласка меня не видит, потихоньку веду себя обратно к катамарану. Мне трудно находиться в скоплении людей. Их хаотичное движение отвлекает меня, я теряю концентрацию, и моё своевольное тело так и норовит столкнуться с каким-нибудь зевакой. Вроде начинающего велосипедиста, которого притягивает каждый встречный столб.
Кое-как выбираюсь из толкучки. Ну, всё, дальше будет легче. Направляю себя прямиком в «Увлекательные морские прогулки». Вхожу, над головой звенит колокольчик. Мне улыбается пухленькая тёмноволосая девушка, сидящая за конторкой с книжкой.
— Бонжур, мсье! Чем я могу вам помочь?
— Бонжур. Я хотел бы увидеть мсье Жискара Камбрэ.
(Эту фразу на французском я выучил заранее.)
— Как ваше имя, мсье?
Называю себя.
— Одну минутку, мсье!
Девушка исчезает в недрах бюро. Не успеваю затосковать от одиночества, как она появляется снова и делает приглашающий жест.
— Проходите сюда. Патрон вас сейчас примет.
Говорю себе, что это, наверное, хороший знак. Прохожу.
В кабинете меня встречает патрон — Жискар Камбрэ. Я сразу узнаю старика. Жискар такой же крупный, как Франсуа. Но без инвалидной коляски и очков. Длинное, загорелое до черноты, обветренное лицо. Орлиный нос. Потрескавшиеся губы. Короткая бородка, но если ему прилепить к подбородку метр серой ваты, а к вискам по двадцать сантиметров, то получится вылитый мсье брат. Жискар сверлит меня выцветшими глазами под насупленными косматыми бровями и, не предлагая сесть, хмуро спрашивает по-английски:
— Хотите покататься на катамаране, сэр?
— Нет.
— А чего тогда вам надо?
— Поговорить.
— О чём?
— О вашем брате и племяннице.
— А кто вы такой? Интерпол?
— Нет. Я из России. Живу в отеле вашего брата.
Жискар приподнимается с места и рявкает:
— А, вездесущая рука Москвы?! Убирайтесь отсюда!
Владелец катамарана явно не настроен на общение. Ну, что ж. Делать нечего. Разворачиваю себя и поскорее хватаюсь за ручку двери, чтобы не упасть. Этого ещё не хватало!
— Постойте! Что вы хотите знать о моей родне?
Сжав зубы от злости, разворачиваю себя обратно. Жискар по-прежнему сверлит меня враждебным взглядом. Вот ведь старый засранец! Но я тоже не сладкий сахар.
— Что это вы вдруг? Почему такая резкая смена настроения?
Жискар примирительно бурчит:
— Сам не знаю. Могу же я передумать. Виски пьёте?
— Пью, когда нужно.
— А я пью, даже когда не нужно. Садитесь, мистер.
Поблагодарив, занимаю собой удобное кресло с обивкой в мелкий голубой цветочек.
— Женевьева! — гаркает Жискар.
Мгновенно появляется темноволосая девушка.
— Виски, лёд и содовую. Вы курите сигары, мистер?
— Вообще не курю.
— Ни сигар, ни сигарет не надо, Женевьева. И не беспокоить меня сорок минут!
Молча жду обещанного виски. Жискар тоже не торопится продолжать беседу. Женевьева приносит бутылку «Джек Дэниелс», с усердием разливает виски по стаканчикам со льдом, добавляет точно отмеренное количество содовой и закрывает за собой дверь. Видно, что девушка знает вкусы своего капризного патрона. Повинуясь жесту Жискара, поднимаю свой стаканчик. Прощай, печень. Прости, я в очередной раз приношу тебя в жертву обстоятельств. Вспоминаю любимое четверостишье Марининого брата Феди: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро! То тут сто грамм, то там сто грамм, на то оно и утро!»
